Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
окраску на смугловатую, оно успело загореть на весеннем жарком солнце, черты
стали резче и выразительнее, в глазах появился властный блеск, присущий
избранным от народа. Но когда наследник козельского престола заметил
сотника, то едва не превратился в обычного ребенка, дождавшегося прихода
человека, к которому тянулся, он вскинул голову и подался вперед, со
значением оглядывая собрание.
– Вятка, проходи к столам, – громыхнул воевода
приглашающий жест, но не предлагая сотнику места на лавке. Он сидел сразу за
боярским рядом, по правую руку от него положил тяжелые кулаки на стол
тысяцкий Латына. – Тебе донесли, что поганые порешили тысяцкого Бугриму?
– Донесли, – подтвердил тот, придвигаясь ближе к началу столов. – Я
когда проходил днешним градом не зашел в церковь Параскевы Пятницы, где его
отпевают, а поспешил сразу сюда.
– Уже отпели, вечером похороним всех убиенных на кладбище за Усмариной
улицей, – Радыня оглянулся на княжью семью и снова повернулся к ратнику. –
Что ты молвишь нам по этому случаю?
– Бугрима был смелым воем, и ему надо отдать ратные почести. За столами одобрительно загудели, бояре, купцы и горожане неумело
наложили на себя, под присмотром княгини, корявые двуперстия, поминая вместо
имени Христа языческого бога Перуна и всех его помощников. Кто-то из купцов
пояснил:
– Как только закончится дневная ордынская круговерть и нехристи уйдут
от стен Козельска на ночевку, мы помянем тысяцкого по нашему обычаю, прежде
чем опустить его в землю.
– Так и будет, – поддержал его Латына. – Так было всегда, – подтвердили собравшиеся Княгиня Марья Дмитриевна опустила руки на подлокотники стольца и
посмотрела на Вятку испытующим взглядом, в котором чувствовалось уважение: – Ратник Вятка, мы ведаем о твоих подвигах, ты сам недавно перешагнул
порог парубков, а уже стал сотником, – она помолчала, дожидаясь, пока
подданные усвоят сказанное ею, затем продолжила. – Мы пожелали узнать твое
мнение смелого воя, стоявшего на защите города от мунгалов плечом к плечу и
с воеводой Радыней, и с тысяцким Латыной, и с тысяцким Бугримой.
– Это так, матушка Марья Даниловна, – наклонил голову сотник. – Дело у
нас общее, потому мы все держались вместе.
– Кого бы ты предложил назначить на место убиенного Бургимы, оставлять
без главы его дружинников и участок стены от одной проездной башни до другой
по правую сторону крепости никак нельзя.
Вятка вскинул было брови, смутившись и за высокую оценку ратного своего
труда, данную княгиней, и за оказанное доверие, он обернулся
тысяцкого Латыну, подбодривших его одобрительными кивками. Такое же
расположение было написано на лицах бояр во главе с Мечником, на лицах
остальных горожан, но больше всех ждал его ответа князь Василий Титыч, сцепивший руки перед подбородком. Вятка переступил с ноги на ногу, нащупал
рукоять меча, словно хотел добрать от него уверенности, затем расправил
плечи:
– Пресветлая княгиня, в козельской рати добрых дружинников без счета, взять Темрюка, Прокуду, того же Якуну, который из сбегов, а еще паче Курдюма
со Звягой. Они пока десятские, но их можно назначать сотниками, а с того
звания возвышать кого-то одного до тысяцкого,- он обвел собравшихся
убедительным взглядом. – Вои проверенные, я много раз ходил с ними на охоту
в мунгальское самое логово, и всегда опирался на них как на себя. Такое мое
слово.
Сотник заметил, как заулыбались после его слов граждане города, как
потянулись они ладонями к лопатистым бородам и густым усам, перекидываясь
друг с другом короткими усмешками. Этой всезнающей улыбки не удержал и
малолетний князь, у которого не было пока ни бороды, ни усов, но который
последовал примеру остальных. Лишь Марья Дмитриевна сдержала чувства, она со
значением посмотрела сначала на боярина Мечника, потом на воеводу Радыню.
Последний завел за плечо конец бармицы, прикрепленной к мисюрке, и
повернулся к говорившему:
– Про отвагу воев, которых ты назвал, у нас знают от мала до велика, но
вот какое дело, – Радыня выдержал паузу и развел руками. – Эти ратники как
один пожелали, чтобы место тысяцкого занял ты.
Вятка поджал губы и приподнял плечи, ему стало неудобно от того, что он
похвалил тех, которые ратовали за него, но больше на высокий пост никого
назвать не мог, потому что хорошо знал только верных друзей. Отступив на
шаг, он положил руку на грудь:
– Я сказал так, как думаю, у меня есть два друга, с которыми я вырос на
одной улице, это Бранок и Охрим, они тоже могли бы стать воеводами ратей, но
если бы я их назвал, вы подумали бы, что я восхваляю своих друзей. А те
ратники только мои боевые товарищи, – Вятка опустил руку и взялся за яблоко
меча. – Больше ничего сказать не могу, все дружинники познали ратное
искусство не только на подворье воеводы, а в сшибках с мунгалами.
Молчание в гриднице длилось так долго, что сотнику показалось, он