Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
Жиздре, не блеснул рваный огонь факела. Скоро он перешел в спокойное пламя и
словно завис в воздухе, не освещая вокруг себя никого и ничего, а только
плескаясь светлой точкой в черном омуте ночи. Вятка вышел за ворота главной
башни и потянулся рукой к золотой цепочке на шее, пальцы нащупали серебряный
крестик, а рядом с ним фигурку костяного Перуна, отшлифованную частыми
прикосновениями, как в женских бусах, до жемчужной гладкости. Потерзав его
между
беззвучно пошевелил губами и снова опустил амулет за ворот чистой рубахи, сшитой из льняного полотна, и только после этого подал отряду негромкую
команду к началу охоты. Над головами ратников ярче запылал, словно в него
кинули горсть соли, единственный факел, укрепленный на крыше башни и видный
со всех сторон, послышался легкий шорох, умиравший едва возникнув. Вятка
передернул плечами, не ощутив привычной тяжести железных доспехов, сделал
первый шаг по подсушенной солнцем земле навстречу опасности, притаившейся на
левых берегах Жиздры и Другуски одновременно. Переходя за всеми по
подъемному мосту на луг, занятый ордынцами, подумал о том, что так-же
поступили на противоположной стороне крепости дружинники в отрядах под
водительством его друзей и товарищей, жаждавшие отомстить поганым за
погибших близких и соратников и мечтавшие разорвать кольцо Батыги, охватившее небольшой город со всех сторон. Пришла пора ставить точку в
долгом стоянии, и с какого края она уместится удобнее, зависело теперь не от
храбрости защитников крепости и не от числа осаждавших ее, а от терпения, на
чем держалось все мироздание. Если бы Вятка, и с ним горожане, об этом
ведал, он бы не спешил с охотой, а держал оборону до тех пор, пока
оставались силы, тогда было бы неясно, кто бы праздновал победу, которую
боги успели начертать в небесных книгах судьбы. Известно, что судьбу можно
изменить, если подойти к ней с размышлением. Но кто и когда знал, как надо
поступать в таких случаях, об этом догадывались лишь посвященные, приходящие
в мир людей через промежутки времени, не поддающиеся исчислению. Скорее
всего, их посылали на землю в те моменты, когда это было необходимо.
За стенами крепости устойчиво колыхался толстый пласт вони, от которой
нечем было дышать, при сильных порывах ветра верхние слои ее сносило на
город, и тогда бабы и девки задирали подолы сарафанов и затыкали носы, пряча
от всех покрупневшие мокрые глаза. Защитники старались хоронить убитых в
день их гибели, не дожидаясь, пока трупы начнут разлагаться, лишь бы попы и
другие священники успели отпеть души. Вятка перешел ров по
поганых вокруг костров, а постараться проникнуть в середину, где можно было
разжиться крупной рыбиной с золотыми шпорами на каблуках цветных сапог.
Тогда руководить мунгалами, если бы возникла проблема, было бы в первое
время некому, это дало бы охотникам большие преимущества, кроме всего, крайние ордынцы не стали бы стрелять из луков в глубь войска, где прятались
темники с ханскими приближенными. В середине стойбища и воины были
спокойнее, они предавались сну не держа в руке чембур, протянутый от лошади, а привязав его за широкий матерчатый пояс. Была и обратная сторона, не
оставлявшая возможностей на спасение в случае провала затеи – вряд ли кто из
охотников сумел бы добежать с середины стойбища до его края, чтобы
прорваться к стенам крепости. Мунгальские воины отошли бы по приказу
смекалистого тысячника на расстояние от охотников, оставив их на виду, и
перестреляли бы из луков как стаю глупых куропаток. Но Вятка отогнал мрачную
мысль, подумав, что если так рассуждать, то на ловитву не стоило выходить, для того он и привел сюда козельских ратников, чтобы навязать поганым свой
порядок Как только до первых костров осталось с десяток сажен, он подал
глухим подвыванием знак десятским и сотникам Бранку с Охримом, а когда те
сбились вокруг него, тихо и с твердостью в голосе пояснил: – Погляньте на луговину, в центре ее горит большой костер, он освещает
шатер с мунгальским хвостатым тугом у входа и со знаменем на крыше.
– Видно как на ладони, – отозвался один из десятских. – А по бокам
входа стоят два ордынских волкодава с мордами шире плеч.
– Так и есть, нам сначала надо подобраться туда и попробовать лишить
нехристей ихней головы, – кивнул тысяцкий. – А чтобы не мешаться, пойдем
разными путями, убирая часовых, если они окажутся на нашей дороге. От шатра
мы так-же разойдемся лучами и уже тогда займемся охотой на мунгал, стараясь
ходить по воздуху и орудовать ножом будто это молонья.
– Тогда надо летать и с лета отправлять нехристей к ихнему богу неба, –
не утерпел с подковыркой Званок, рядом с которым Вятка разглядел его
Улябиху. Он поправился, смутившись от тяжелого взгляда тысяцкого. – Я к
тому, что чем меньше шума, тем больше в ушкуе будет рыбы.
– Нам ее не солить, пускай эта рыба плывет в мунгальские степи и там
гниет хоть с головы, хоть с хвоста, – приструнил Вятка старого товарища, и