Козырная дама
Шрифт:
Казанцев пробегал глазами показания потерпевших — то бегло, то вчитываясь повнимательнее. Многое сходилось даже в деталях. Будто сговорившись, они описывали один и тот же подвал, в котором их держали, один и тот же сад с сортиром в дальнем углу, в котором жертвы прошли через унизительную и грязную, в буквальном смысле этого слова, пытку. Пытали же всех без исключения, даже тогда, когда большой необходимости в этом не было — спившиеся люди, наркоманы довольно быстро соглашались подписать договор, по которому квартира отходила в руки банды.
Поначалу неплохой зацепкой казались деревянные рамки, хранившиеся в
Казанцеву в зубах навязли эти улики: грохот поездов за садом, сортир, деревянные рамки…
Рядом, а не ухватишь.
В надежде услышать что-то, чего не услышал раньше, пропустил или не придал значения, он снова и снова опрашивал потерпевших, покупателей квартир, работников посреднических фирм, нотариусов, оформлявших сделки.
Пусто.
Новые владельцы квартир были далеки от криминального мира, проверка их показала, что сами они к аферам непричастны, квартиры приобрели через разные посреднические фирмы, тоже вполне солидные, которые, в свою очередь, перекупили их у частных лиц.
Дойдя до «частных лиц», ниточка обрывалась. Никого из них найти было невозможно. Они исчезали. Ни одна из фамилий, ни один из фотороботов, составленных по описанию нотариусов, не выводил на кого-либо, кто до того уже был знаком с органами и мог быть узнан.
В деле числилось почти два десятка трупов, продолжал расти список пострадавших, как оставшихся в живых, так и пропавших без вести, — и никаких следов, никаких серьезных зацепок.
Но так не могло быть! Ведь не законопослушные, почтенные граждане трясут город!
Как цирковая лошадь, Казанцев ходил по кругу, время от времени мысленно возвращаясь к одному и тому же человеку.
Догадка эта была смутной, но она появилась, она была…
Казанцев заехал за Астаниным в мебельный цех. После их встречи в Чечеловке Сергей Иванович успокоился и чем мог помогал следствию. Сегодня они собирались проехать по Южной трассе. Оказалось, что Астанин не только знаток городских дорог, у него обнаружилась замечательная слуховая память, поэтому Казанцев хотел, чтобы он «прослушал» эту дорогу, вдруг какой-то шум покажется знакомым.
Они промотались по трассе не меньше двух часов, но ничего нового, о чем было неизвестно, не появилось. Настроение у Казанцева испортилось — стало жаль впустую потраченного времени.
Пережидая красный светофор, машина остановилась у Дома архитекторов. Казанцев достал сигареты, закурил и, вытянув руку, собрался сбить столбик пепла в открытое окно. Взгляд скользнул по оказавшейся напротив большой красочной афише. Сообщалось о выставке вышивки. Что-то зацепило, привлекло внимание следователя.
— Возьмите правее и остановитесь, — попросил он Астанина, когда зажегся зеленый, и машина тронулась.
Астанин ловко вписался в ближний к тротуару ряд и плавно притормозил. «Автомобилист он действительно от Бога», — невольно подумал Казанцев. Он вышел из машины и торопливо свернул к Дому архитекторов. Постоял у афиши, махнул рукой Астанину: дескать, подожди, я на минутку, — и зашел в здание.
Зал, в котором проводилась выставка, оказался на втором
— В прокуратуру? — спросил Астанин, когда Казанцев вернулся в машину.
— Да, конечно, — рассеянно кивнул тот.
В прокуратуре, миновав свой кабинет, Казанцев зашел сначала к помощникам. В группе, кроме него, работало еще двое следователей — Олег Антипов, с которым они дружили почти двадцать лет, со студенческой скамьи, и Костя Зубахин, лишь недавно перешедший в прокуратуру из милиции. И хотя спецом он был вроде толковым, но его какая-то излишне доброжелательная, излишне многословная готовность к общению почему-то раздражала Казанцева. На месте оказался Зубахин.
— Что-то случилось, Васильич? — спросил он, едва Казанцев переступил порог. — Уж больно у тебя вид взволнованный.
— Случилось! Помнишь рамки в подвале?
— Как не помнить, я же лично отрабатывал их. Художников, фотографов, коллекционеров — проверяли всех, кому в нашем городе могли понадобиться деревянные рамки…
— Не всех! — перебил его Каменцев. — Вышивку выпустили из виду.
— Вышивку?
— Да, вышивку! Тем, кто вышивает картины, тоже нужны рамки.
— Кто же их теперь вышивает? Мода на них прошла еще лет тридцать назад, если не больше. У моей тещи полкомода такого барахла хранится еще с послевоенных лет.
— Да подожди ты со своей тещей! Не прошла, мода, оказывается. Я сегодня был на выставке вышивки в Доме архитекторов. Такое ощущение, что полгорода только тем и занимается, что вышивает картины. Вышивает и вставляет в деревянные рамки.
— Вот это номер! Как же мы прошляпили?! Теперь я понял… — Зубахин против обыкновения не договорил, что же именно он понял.
— А раз понял, займись. Сходи в Дом архитекторов, найди организаторов выставки, узнай все, что с этим связано. И не тяни, уложись в минимальное время. Если надо, подключи оперативников.
— Шеф, я буду быстр, как ветер, ураган, тайфун, цунами!
Пока Зубахин занимался вышивальщицами, Антипов установил, название какой станции мог слышать Астанин на железнодорожном переезде. Из десятка похожих названий потерпевший выбрал одно — «Илларионово». Если следовать из города, то перед этой станцией находилась платформа «Четыреста двенадцатый километр», где и в самом деле останавливаются далеко не все электрички, а перед ней — станция Борзенка.
И тут-то два конца сошлись, будто их никто и не разъединял. Как удалось узнать Зубахину, у одной из вышивальщиц, Галины Усошиной, в поселке Борзенка жила когда-то мать. Несколько лет назад она умерла, и дом стал принадлежать двум наследникам — самой вышивальщице и ее племяннику Валентину, по сути единолично хозяйничающему сейчас в доме, так как тетка побаивалась и его, и, особенно, его дружков, чуть ли не постоянно обретающихся в Борзенке. Из-за них она и перестала ездить в поселок. Женщина подтвердила, что еще при жизни матери она хранила в подвале деревянные рамки, а вот забрала ли их оттуда или нет, она не помнила.