Краденая магия. Часть 2
Шрифт:
И в тронный зал Цесаревич ныне вышел вовсе не для того, чтобы дать формальную аудиенцию лучшим новобранцам Федоровского кадетского корпуса — а дабы вершить суд над одним из них.
Надо мной, то есть.
Я понуро стоял прямо перед тронным подиумом, со всех четырех сторон окруженный невидимой магической стеной. Для верности на руках у меня были литые металлические перчатки, не позволявшие согнуть или даже просто свести вместе пальцы. А для еще большей верности по бокам от меня застыли два бойца Собственного Его Императорского Величества Конвоя с обнаженными саблями. На острие клинка одного из них дрожала белая искра, лезвие второго мерцало, испуская неровное свечение —
Метрах в четырех от меня, слева, с самоуверенным видом расположился есаул Семенов. Справа, примерно на таком же расстоянии, сбились в кучку майор Алексеев, Воронцова и Ясухару. Компанию им составляли какой-то азиат в алом кафтане Конвоя — про себя я назвал его китайцем — как-то странно, чуть ли не с улыбочкой на меня посматривавший, и сотник Емельянов. Последний был единственным, помимо Цесаревича, кто не стоял, а сидел — или, скорее, даже лежал — в специально принесенном для него раскладном креслице наподобие шезлонга. Дело, полагаю, было в полученных сотником магических ранах, никак не позволявших ему вытянуться во фрунт — хотя он честно пытался, даже и полулежа.
Я бы, признаться, сейчас тоже с удовольствием присел бы или прилег — с момента ликвидации пробоя минули уже почти сутки, но сил у меня сейчас было едва ли не меньше, чем непосредственно по окончании сражения. Впрочем, не удивительно: занимательные беседы с Семеновым и другими офицерами Конвоя, за которыми я коротал последние часы, на отдых походили мало. Нет, бить меня не били, но душу наизнанку вывернули, затем вправили назад и снова вывернули — уже после того, как я откровенно рассказал все, что знал. Проверяли, наверное. А выложил я и впрямь все — разве что о своем происхождении из мира-донора не проболтался. Но об этом меня и не спрашивали. Спросили бы — фиг бы утаил. Но они не спросили.
Милана и Тоётоми, надо признать, тоже выглядели бледновато. Похоже, и с ними «поговорили». Но в итоге определили в свидетели — как и Алексеева. Позже заместителю начальника корпуса, наверное, все же не поздоровится (шутка ли, пригрел в своем учебном заведении коварного злодея, да еще и привез того во дворец!), но пока здесь судили одного меня.
— …таким образом, выявлено следующее, — отвлекшись от своих мыслей, услышал я окончание доклада Семенова. Есаул выступал своего рода обвинителем, а вот никакого адвоката мне положено не было. — Несомненно, что пробой был подготовлен заранее и непосредственно инициирован духом, принадлежавшим нескольким поколениям князей Огинских и известным как Фу-Хао. Во дворец оного духа пронес находящийся ныне под подозрением молодой князь Владимир Огинский-Зотов. Установить мотивы, которыми руководствовался молодой князь, не удалось. Также остается невыясненным, с кем он состоял в сговоре либо чьи указания выполнял. Для ответа на сии вопросы потребуется применение мер, исключающих сохранение лицом, находящимся под подозрением, здравого рассудка, а возможно, и самой жизни. Оные меры могут быть применены при получении на сие надлежащей санкции Его Величества Государя.
То есть это со мной, получается, еще мягко обошлись? Что ж будет, когда Император даст своим нукерам добро на работу без оглядки? Впрочем, чего тогда не будет, есаул только что сказал без обиняков: «сохранения здравого рассудка и самой жизни».
Блин, лучше бы меня вчера духи убили! Хоть красиво бы погиб!
— Сам молодой князь всякое злоумышление со своей стороны отрицает, — продолжил между тем Семенов. — При сем признает, что получил духа по наследству от покойного князя Сергея и что способствовал проникновению
— Что значит все, есаул? — грозно сдвинул брови Цесаревич. Голос у наследника был низкий и сочный, прям бархатистый. — Ежели выявлено нечто, указывающее на невиновность молодого князя Огинского-Зотова, — коротко кивнул он в мою сторону, — извольте сие изложить!
— Как вам будет угодно, Ваше Высочество, — невозмутимо склонил голову Семенов. — Но я полагал, обернется лучше, ежели оные показания прозвучат из первых уст.
— Что ж, пусть будет так, — поразмыслив секунду, согласился наследник. — Давайте заслушаем свидетелей. Приступайте к допросу, есаул!
— Вызываю к ответу молодую графиню Воронцову! — словно только этого и ждал, объявил Семенов. — Прошу вас, милостивая государыня!
— Не секрет, что нас с молодым князем никак нельзя назвать близкими друзьями, — проговорила Воронцова, вроде бы отвечая Семенову, но обращаясь при этом непосредственно к Цесаревичу. — И тем не менее, в злой умысел с его стороны я не верю. Когда дух проявился и направился к камину, молодой князь попытался его остановить. Прямо приказал вернуться, но паук — так дух выглядел внешне — отказался ему подчиниться!
— Разве сие не могло быть предуготовленным спектаклем? — скептически скривил губы есаул.
— Не думаю, — покачала головой Милана, по-прежнему глядя исключительно на наследника. — Актер из молодого князя аховый. Уверена, что в тот момент он был искренним! Да и окажись молодой князь причастен к пробою, с чего бы ему затем встать на пути у духов вместе со мной и господином Ясухару?
— Возможно, также лишь для видимости? — предположил Семенов.
— Для видимости?! — возмутилась Воронцова, удостоив наконец взглядом докладчика. — Да если бы не Огинский-Зотов, духи бы всех там растоптали! Меня с господином Ясухару — так уж точно! Знаете, сколько я сцедила с молодого князя маны?
— Упустил сей момент, — слегка нахмурившись, признался есаул. — Он не показался мне существенным, — поспешил пояснить он Цесаревичу.
— Две с половиной тысячи мерлинов — это, по-вашему, несущественно?! — всплеснув руками, воскликнула девушка.
— Сколько? — ахнул наследник.
— Две с половиной тысячи мерлинов, Ваше Высочество! — отчеканила Милана.
— Две с половиной тысячи мерлинов… Невероятно! — обескураженно покачал головой есаул.
— Это только то, что забрала я! А кроме меня молодой князь еще подпитывал маной господина Ясухару! Лишь благодаря этой помощи мы до сих пор живы! И лишь это позволило ликвидировать пробой!
— Невероятно… — повторил Семенов. — Да что там, сие просто невозможно!
И правда, ни фига ж себе! Нет, я знал, что слил вчера довольно много, но чтобы столько! Сколько там было едва ли не на максимуме у Нади? Четыреста семьдесят пять мерлинов, кажется? А тут — впятеро больше! Да уж, выходит, я нереально крут!
Только вряд ли мне это как-то поможет. Наоборот, теперь уж наверняка прибьют — от греха…
— Позволю себе не согласиться с молодой графиней, — едва слышно прохрипел из своего шезлонга сотник Емельянов, когда настала его очередь давать показания.