Краденая магия. Часть 2
Шрифт:
Удачно мной подставленный огненный клинок встретился с гребнем ящерицы и отсек там добрую треть шипов.
— Перстень, — бросила Воронцова. — Он платиновый.
— А-а… — дошло до меня.
Ну да, платину минотавроиды не любят…
— Я почти пустая, — выдохнула между тем девица, отшвыривая от себя обезьяну. — Маны осталось самая капля!
— Возьми у меня! — не задумываясь, протянул я ей руку.
— Шутишь? — прищурилась Милана, также переходя на «ты». — У самого, небось, на исходе!
— У меня еще полно! — заявил я.
Ну, полно, не полно, но мана у меня и впрямь
— А что с Зеркалом? — уточнила девица, добивая раненую ящерицу фаерболом.
От камина к нам, впрочем, уже неслись новые враги.
— Сдержу! — заверил я. Получилось однажды — получится и теперь. — Бери, ты сильнее! Так будет больше пользы!
— Ну… Хорошо! — отбросила колебания Воронцова. Ее пальцы — холодные, словно с мороза — клещами вцепились в мою ладонь.
В воздухе между мной и девицей зажегся алый огонек — и даже успел начертить первый штрих иероглифа, но я его остановил.
«Не надо! — попросил мысленно, будто обращаясь к фамильяру. — То, что она берет, я отдаю добровольно!»
Огонек провел еще одну черточку, замер, и неохотно, но погас.
— Ого, какой поток! — присвистнула тем временем Милана, легко сметая сразу двух минотавроидов. — Жаль, надолго не хватит…
— Бери, пока дают, — хмыкнул я, не испытывая, к своему удивлению, ни малейших неприятных ощущений — к которым уже приготовился, памятуя об истории с братцем Воронцовой.
Из-за стоявшего посреди комнаты стола, расшвыривая последние не сбитые в драке стулья, к нам полубоком подлетел Ясухару. Меча при нем не было.
— Осмелюсь сообщить, мана на нуле! — выдохнул он.
— Держи, — протянул я ему вторую руку. — Сегодня здесь аттракцион неслыханной щедрости!
— Что ж, умирать — так рука об руку с друзьями! — поклонившись, заявил японец и ухватился за меня.
Зеркало было опомнилось, но я снова его приструнил.
— По крайней мере, сие будет красиво, — проговорил Тоётоми, призывая в свободную руку катану. — Если отступим к стене — какое-то время продержимся. Сударыня, на вас щит, я атакую, — предложил он Воронцовой.
— Добро, — тряхнула та слегка растрепавшейся косой. — Зададим им жару, милостивые государи! Загоним злыдней обратно в камин!
За заполонившими комнату д'yхами никакого камина уже, собственно, и видно-то не было.
— Молодой князь?
Я не без труда поднял голову: надо мной, сидящим на полу, без сил привалившись спиной к стене, стоял есаул Семенов. Явился-таки не запылился! А где вы, сударь, прохлаждались, пока мы тут духов били?!
Справедливости ради, если сам Семенов в сражении и не участвовал, то его коллеги по Конвою свою лепту в победу определенно внесли. И не только Емельянов (сотник, кстати, не погиб — по крайней мере, уносили его после боя живым). В решающий момент, когда чудовища нашу троицу окончательно прижали и никакая мана уже не могла предотвратить неизбежного, в гостиную ворвалась целая толпа в алых кафтанах. Где их носило раньше — другой вопрос — но нас они определенно выручили.
Заканчивали ликвидацию пробоя уже только бойцы императорской охраны — что я, что Воронцова,
— Молодой князь? — с нажимом повторил есаул.
Блин, что эта чертова ищейка от меня хочет?!
— Ну? — буркнул я.
— Молодой князь, вы арестованы! — заявил Семенов.
— Арестован? — непонимающе вздернул брови я. — Что за шутки, господин есаул?
— Никаких шуток, сударь. Вы обвиняетесь в организации покушения на Государя Императора и Его Высочество Наследника! Извольте встать и проследовать за мной!
— В организации покушения? — хмыкнул я. — А ничего, что я тут едва не скопытился, защищая этого самого Государя Императора? Пока некоторые — кому это, кстати, по должности положено — неизвестно где шлялись?
Защищал я, конечно, по большей части, самого себя и своих товарищей — но ведь, сдерживая духов, наверное, и дорогому царю-батюшке службу сослужил, нет?
— Разберемся, — невозмутимо пожал плечами Семенов. — Вставайте, молодой князь — и идемте со мной!
Ну и что мне было делать? Встал — придерживаясь за стену — и пошел, покачиваясь.
Арестован, блин! Разберутся они, чтоб им!.. Вот и делай после этого людям добро!
Глава 22
в которой я предстаю перед Цесаревичем и узнаю сногсшибательную новость
Должен признать, тронный зал императорского дворца особого впечатления на меня не произвел. Ну да, довольно просторный — метров шестьдесят в длину и порядка двадцати в ширину. Двусветный — окна нижнего ряда высокие, арочные, начинаются от самого пола, и отделяются одно от другого сгруппированными попарно белыми мраморными колоннами. Наверху, над этаким балкончиком — прямоугольные окошки поменьше. На полу — искусная мозаика. Шесть больших люстр под украшенным золотым орнаментом белым потолком и по меньшей мере пара дюжин маленьких, вдоль стен…
Нет, все это, конечно, как говорится, «дорого-богато», но в нашем мире и без всякой магии делают ничуть не хуже. В том же Зимнем дворце в Санкт-Петербурге хотя бы — был я там как-то на экскурсии. А уж тут могли бы, наверное, и чего-нибудь пограндиознее наколдовать!
Сам трон также не представлял из себя ничего выдающегося. Просто большое кресло, даром что золотое — никаких тебе оплавившихся мечей покоренных врагов или еще какой экзотики, вольно или невольно ожидаемой от волшебного мира. Стояло оно на семиступенчатом подиуме, под алым бархатным балдахином — и сейчас пустовало.
А вот второе кресло — уже серебряное и размером поменьше, расположенное слева от главного ступенькой ниже — занимал грузный мужчина лет тридцати в белом мундире с золотыми эполетами, обладатель коротко подстриженной рыжеватой бородки и пышных усов. Не кто иной, как сам наследник престола, Цесаревич Иоанн Борисович, предстать пред светлы очи которого мы, собственно, и прибыли в столицу. Очи, сиречь глаза, Его Высочества, к слову, и в самом деле были светлыми — серо-голубыми (прямо как у Нади!), взгляд же — холодным до колючести, но внимательным и проникновенным.