Крапленая
Шрифт:
Временами, когда Тата не слишком докучала ей, или когда больше не о чем было думать, Света начинала жалеть эту смешную плюгавку, так внезапно ставшую сиротой. Выходит, у нее нет никого в целом свете. О ней некому будет позаботиться, некому приласкать, сказать доброе слово. Что ждет ее через несколько дней – приют, детский дом? Но ведь это все равно, что тюрьма или исправительная колония. Палочная дисциплина. Бездушные воспитатели.Озлобленные, вредные дети. Унылое, безрадостное существование. Да уж, такой судьбе не позавидуешь.
В понедельник, подав машину
– Ну что? Есть новости? – озабоченно поинтересовался Ломов.
– Только что я получил по почте вот это.
Дрожащей рукой он протянул Ломову распечатанный конверт с дискеткой. По его осунувшемуся лицу и залегшим под глазами теням видно было, что все три ночи, прошедшие со дня похищения, он не смыкал глаз.
Повертев в руках дискетку, Ломов швырнул ее на сидение. Затем внимательно изучил впопыхах разодранный конверт, даже понюхал его. На нем не было ничего, кроме отпечатанного на компьютере адреса, нескольких, небрежно наклеенных марок да почтовых пометок.
– Ну вот она и проклюнулась. Гони в офис. Поглядим, каковы ее требования.
В его кабинете Сашок не мог устоять на месте, пока загружался компьютер, пока мудрый электронный мозг самостоятельно извлекал содержимое анонимного послания, выводя его на экран, пока нацеленные на вирусы «сыщики» определяли степень его вредности.
Наконец на экране один за другим раскрылись холодящие душу кадры – привязанная к стулу покалеченная малышка с орудием пытки и лужей крови под недостающими до пола ножками. Ломов грязно выругался. Сашок не смог сделать и этого. Он, как большой бесформенный мешок, осел на пол, бессильно сжимая и разжимая кулаки, ловя ртом воздух. Язык, в буквальном смысле, присох у него к нёбу. Надпись на картонке не произвела на них должного впечатления. У них и так не было сомнений, что это именно ее рук дело и что она мстит им за мать. Не было сомнений и в том, что «№1» это только начало. Раз уж она пошла на такое, она будет мстить до конца. Вопрос в том, как поскорее вычислить ее, изловить и обезвредить. Как вырвать из ее рук ребенка, если он еще жив.
– Погоди! Здесь еще один нераскрытый файл! Текстовой. – Ломов сделал click на icon файла, и тот раскрылся в программе Word.
Сашок, не поднимаясь с пола – разом ослабевшие ноги грозили не удержать его громоздкое, тяжелое тело – на коленях подобрался поближе и, положив свою квадратную голову на стол, принялся медленно читать. Ломов, уже успевший пробежать глазами текст, сочувственно наблюдал за ним.
Послание гласило:
«Ты, ублюдок! Даю тебе срок два дня. Принесешь мне три миллиона долларов (хотя и сам ты, вместе со своим отродьем, не стоите и занюханной трешки). Иначе не видать тебе дочери, как мне – моей матери. Положи деньги в сумку...»
– Она потребует выкуп! Я так и знал! – взревел Сашок, ударяя кулачищем об пол.
–
«...Отвези их на западную окраину Москвы, в сосновый бор. Найди старую ель на пригорке и положи сумку в дупло, что прячется на его вершине. А потом прыгай. Головой вниз. С горячим приветом. Твоя Катенька.»
Сашок тупо уставился на босса.
– Что все это значит?
– Это значит, что она над тобой издевается. Что она не хочет от тебя никакого выкупа.
– Тогда чего же она хочет?
– Не ясно разве? – рявкнул босс. – Мести.
– Сука! Стерва! Оторва! Я достану ее из-под земли. Я сотру ее в порошок. Я разрежу ее на мелкие куски и скормлю собакам.
– Если достанешь... – хмуро пробормотал Ломов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
«Так, - сказала себе Катя. – Этот свое получил. Займемся следующим. С шефом не будем спешить. Пусть он подольше поворочается по ночам в ожидании своей очереди.»
Бориса, этого отвратного типа, явного уголовника, она знала плохо. С того дня, как он нахамил ей, она старалась даже не смотреть в его сторону. Но сейчас ей необходимо было до него добраться. Катя не знала ни его фамилии, ни где он живет. Поколебавшись, она сняла трубку и набрала номер Миши.
– Ало? – тут же ответил бодрый голос.
– Мишунь, привет! Как дела?
– Катюша! Солнышко! Как хорошо, что ты позвонила. Мне так хотелось это сделать самому, но ты не оставила мне своего телефона. Я так тебе благодарен, так благодарен...
– Да брось ты. Ерунда.
– Хорошенькая ерунда. Ты вернула мне радость жизни. Ты приклеила к моей зачахшей в пессимизме спине крылья. Ты...
– И куда несут тебя эти крылья?
– Катька, я бросил эту проклятую фирму! Я больше ни на кого не батрачу. Я оформляю дела, чтобы открыть свое дело. То самое, о котором мечтал! И все это ты!..
– Миш, я звоню тебе совсем не для того, чтобы выслушивать пламенные благодарности.
– Я тебя слушаю, - тут же осекся он.
– В каких отношениях ты был с Борисом?
– Каким Борисом?
– С Медведем. Кем он там был у босса – телохранителем, костоломом?
– Нашла о ком спрашивать. Мразь, а не человек.
– Как его фамилия, помнишь?
– Трошин. Борис Сергеевич Трошин, чтоб ему пусто было.
– Будет, будет, не сомневайся. Рано или поздно каждый получает в жизни свое.
– Вот как мы с тобой?
– Точно. Может, и где живет знаешь?
– Да на кой лях он тебе сдался?
– По мне, лучше бы он вообще не родился. А вот одной моей приятельнице в Москве позарез нужен костолом. Я в ее дела не вникаю, но пообещала ее с ним связать.
– Так чего мудрить на ровном месте. Пусть на фирму придет и...
– Нельзя. На фирму нельзя. Ломову не обязательно знать об этом.
– Понял. Вот только не уверен, что смогу тебе помочь. Он живет за городом. Кажется в Малых Мытищах. Я как-то краем уха слышал, что дом свой он сдает – это основной его доход, а сам с женой ютится в пристройке, типа сараюшки.