Краповые погоны

Орланов – Орлов Юрий

Так задавался темп и ритм.

– Песню запе-вай!

Один из командиров отделения, молодой по призыву, сержант Крюков, любитель пения с сильным и звонким голосом, запевал:

– Ты с любовью сшитая, пулями пробитая, на кострах прожжённая серая шинель…

Затем те же слова хором подхватывал строй. Зеваки из гражданских были в восторге.

Как только, уставая, мы постепенно начинали уменьшать угол подъёма

ноги, прапорщик давал команду:

– Стой! Кру-гом! Назад бего-ом марш!

Несколько десятков метров рота бежала назад, затем снова чеканила шаг. Помывка в бане много времени не занимала. Каждой партии моющихся давали не более десяти минут. Некоторые из-за своей нерасторопности по началу успевали только облиться водой.

Но, несмотря на трудную дорогу, непродолжительное мытьё, мы любили ходить в баню, потому что это был выход в город. Кто-то, у кого были деньги, успевал купить конфеты, печенье, не такие, как в военторге, доставалось и другим, кто-то успевал стрельнуть у прохожих сигареты. Одним словом – глоток свободы, общения, окунания в гражданку. Обратная дорога была спокойнее, без бега назад, подъём ноги уже не был таким высоким, хотя, иногда это зависело от настроения командира.

Занятия по тактике чаще всего проводил командир взвода, лейтенант Слепнёв, маленького роста, с самолюбивым и гордым видом, большой любитель каратэ. Однажды он вывел взвод на поле для отработки норматива. Взвод должен был разворачиваться из походного строя в боевой и обратно.

 Перед этим прошёл хороший летний дождь. Погода была тёплая и влажная, светило предобеденное солнце. Поле отливало ярко-зелёным цветом, усиливающимся от каплей дождя, оставшихся на траве. Оно находилось в черте города, недалеко от батальона, его пересекали две дороги, покрытые большими грязными лужами.

 По команде взводного отделения разбегались в разные стороны и выстраивались в цепь, норматив отрабатывался много раз. В один из разбегов по команде: «Ложись!» я оказался перед лужей и грязью, когда все резко залегли, промедлил, выбирая место посуше, затем упал.

– Взвод! Ко мне! – закричал взводный.

Мы выстроились в колонну по четыре, затем по команде повернулись налево.

– Курсант Белов! Вы почему не выполнили команду «ложись»?

Я растерялся:

– Товарищ лейтенант, там лужа помешала и грязь, мы вчера только постирались.

– Что-о? Лужа? Солдат боится лужи. Вы и в бою будете выбирать сухие места?

Лейтенант нашёл самую большую, глубокую и грязную лужу, подвёл меня к ней:

– Ложись!

Я упал, взяв в правую руку автомат за ремень.

– По пластунски вперёд, ма-арш!

 Я пополз, почти полностью погружаясь в лужу, меся вязкий жидкий ил.

– Встать! – скомандовал

лейтенант.

На лице его уже не было злобы, оно светилось каким-то мальчишеским озорством. Думаю, ему очень нравилась быть офицером, командиром. Он любил свою работу.

– Запомните, курсанты. Солдат, услышав команду командира, должен немедленно её выполнить, не взирая на то, где он находится: в луже или в дерьме. Чтобы не оказаться в дерьме по уши. А точнее, будет убит или подведёт товарищей. Ясно?

– Ясно, – ответил я, даже не пытаясь очистить мокрое обмундирование с налипшим толстым слоем грязи.

– Вот так вот. Рота! Разойдись. Пять минут перекур, затем идем в часть. Обедать пора.

Курсанты из моего взвода вроде без злобы начали подшучивать:

– Ну как, Вовка, почувствовал себя крейсером?

– Ему легче, он искупался, а мы потом истекаем.

Меня же мучила мысль, где и когда постираться, ведь каждая минута регламентирована. К счастью для меня, через час одежда высохла, и грязь я просто оттёр. ХБ стало вновь чистым, но и этот урок я запомнил, пожалуй, на всегда.

Больше всего мы любили те дни, когда старшина привозил посылки. Для того, чтобы получить посылку, нужно было зайти в каптёрку, взять её после проверки прапорщиком содержимого. После этого необходимо было пройти трудный путь и желательно с как можно меньшими потерями. Сначала ожидал сержантский кордон, где уходила сразу четверть. Затем обступали курсанты из разных взводов. Со всех сторон доносились просьбы угостить. Иногда обладатель всеобщего соблазна просто, схватив посылку, уносился к себе в кубрик, но толпа, как правило, неслась за ним, если не вмешивались сержанты, конечно. Кто по умнее, получал посылку с друзьями, которые, образовав плотный заслон, уводили его от непрошеных нахлебников.

Я написал домой, чтобы мне ничего не высылали, потому что знал, что старания родителей не будут оправданы, мне мало что достанется. Но, меня не послушали. Несколько раз старшина называл и мою фамилию. Странные ощущения я испытывал в тот момент, когда получал маленький, но состоящий из частичек сердца родных людей, фанерный ящичек, в котором рукой мамы были уложены любимые мною вкусности и сладости.

Настал день, когда нас вновь посадили в ЗИЛы , чтобы по уже знакомой дороге доставить на не менее знакомый для меня учебный пункт в тайге. Комбат любил красивую езду. Сколько я служил в сержантской школе, мы всегда ездили так:

На каждом крупном перекрёстке выставлялся курсант из роты командиров автоотделений в синем комбинезоне и белой каске, в белых крагах, с белым ремнём, с автоматом на груди и белой с чёрными полосами палкой в руках. Они выполняли функции регулировщиков. Перед тем, как приближалась колонна, они делали нам коридор, то есть останавливали движение на перпендикулярных улицах. Впереди колонны, как на лихом коне, мчался комбат на своём УАЗике с включённой сиреной и мигалкой. За ним проносилась на скорости колонна ЗИЛов -131 с тентованными кузовами.