Краса непутёвая
Шрифт:
– Почему, дедушка?
– Да только потому, что слишком красивым бабам Господь не даёт, почему-то, счастья. За какие такие грехи, спрашивается.
– Ах, дед! Я бы сейчас с тобой выпила! С горя! Да не могу я на спиртное даже и смотреть. Не нравится мне эта вонь… Да и всех пьяных ненавижу, всех, кроме тебя.
– Да ты, Ирка, пьяным-то меня в своей жизни раз пять-то и видела. Ну, ладно. Если уж я начал говорить, то и договорю.
Рассказал он внучке, что был друг у семьи Татану работяга, золотодобытчик. Он тут года два или три на драге машинистом работал. Хороший человек… Залихватов фамилия. Сейчас
Одним словом, Мария Татану, она же в девичестве Прозорова, с Залихватовым до самой смерти переписывалась. О чём весточки, Архип Филиппович не знал. Не нашёл писем… Да и не искал особо.
– Он, что её любовником тоже был, как и многие мужики? – Спросила с какой-то настороженностью Ирина.– Впрочем, какая разница!
– Не надо бы тебе так злорадно говорить о собственной матушке. Меня упрекаешь, а у самой язык, как помело. Тут вот ты, как раз, ошибаешься. Залихватов очень в хорошей и крепкой дружбе состоял и с твоим, можно сказать, отцом Тарасом Татану. Вместе на охоту и рыбалку ходили. Всё там чисто и пристойно.
– Я уже ничему не верю.
На какое-то мгновение Прозоров замолчал, внимательно разглядывая совсем старую фотографию, на которой он был запечатлён совсем молодым. С двуствольным ружьём за плечами, улыбающийся, в руках держал охотничий трофей – большого застреленного глухаря.
– А ты поверь мне, Ирочка, – Архип Филиппович отложил снимок в сторону.– Гриша был семейный человек, и приехал на наши прииски с женой Катей. Весёлая такая. Работала продавцом в продуктовом магазине. У них уже дочери тогда минуло года три-четыре. Алиной звали. Потом и ты сразу появилась на свет. Его дочка, получается, лет на пять тебя старше.
– Я не понимаю, дед, почему ты мне о нём рассказываешь, об этом Залихватове.
– Тут и понимать нечего, Ирка. Надо смотреть жизни в глаза, да и смерти тоже. Слушай меня внимательно и не перебивай. Если со мной что-то случится, то он тебе… Григорий Залихватов поможет в жизни устроиться. Конечно, вместо отца он тебе не стает. Но в трудную минуту в беде не бросит. Не такой человек. Правда, люди с годами меняются. С таким фактом не поспоришь. Но будем надеяться на самое доброе.
Старик стал подробно рассказывать о том, в каких – таких дальневосточных и одновременно северных краях надо искать Залихватова, как туда можно добраться. Нелегко, но надо знать путь-дорогу. Он там, на прииске «Вербинском» золото моет, живёт в посёлке Заметный. Вроде, как уже и драгёром стал.
Прозоров улыбнулся, сказав, что Ирина непременно сдружиться с дочкой Григория Алиной. Та, небось, уже очень взрослая стала и, скорей всего, замуж вышла.
– Ты почему мне такие вещи говоришь, дедушка Архип? – Настороженно спросила Ирина.– Ты что и, на самом деле, от меня под землю сбежать намылился?
– Я говорю то, что я знаю и чувствую. Я ведь пока не собираюсь идти туда… к верхним людям. Но если, что-то со мной случится, то нет у тебя тут, в Сибири, ни кого родных и близких. Безродные
– Мне страшно потерять тебя дед. Ты единственный родной мне человек. Но если что… Так я проживу. Есть изба. Замуж выйду. Буду к вам, ко всем, на могилки ходить.
Она уже не плакала, но находилась в угнетённом состоянии. Говорила свои горькие слова монотонно.
– Это не изба, внученька, а лачуга. Рухнет она скоро. А замуж? За кого тут выходить замуж? За Федю Плешакова? Может быть, он парень и не плохой. Но его мамаша, которую ты в ледяной воде искупала, не даст вам житья. Сто процентов! Она и собственного мужа со света белого сжила. Некоторые люди утверждают, что отравила. Не сужу её, но люди редко говорят зря… В любой сплетне есть и правда.
– Разве ж один Федька в Потайпо? Много ведь…
– Тебе учиться надо было бы. Но что есть, то есть. Ты даже ещё и не работаешь. Но я не упрекаю, боже упаси. Просто, Ирка, на будущее…говорю.
Он снова начал доподлинно и основательно рассказывать, где находится прииск «Вербинский», где живёт этот Залихватов. Еще раз напомнил, что это очень далеко отсюда, на Севере Дальнего Востока нашего, российского. Но кроме всего прочего Прозоров начал показывать документы и те не многочисленные письма, которыми должна будет воспользоваться Ирина. Ведь несколько весточек Залихватов послал и ему, Прозорову. А потом, как-то, их связь оборвалась.
Текучка и суета сует, в которой теряется очень многое, порой, самое важное и дорогое. Архип Филиппович объяснил Ирине, что все данные, письма и прочее, всякое и разное, в старой папке находиться будут. В сундуке. Там же и в красной тряпке и деньги лежат. Тут, как выразился Прозоров, достаточно, чтобы и его по-человечески зарыть, и ей, внучке, на авиабилет хватит, и ещё останется… на жизнь. Но только на первое время.
Ирина упала перед дедом на колени, обняла его ноги. А он гладил её по голове.
Боже мой, как жестоки бывают взрослые к детям, не понимая, не ведая, что творя. Но ведь и жизнь, она, зачастую – не малина. Поэтому и взрослеет подрастающее поколение очень рано. А порой и – черствеет.
Ирина проснулась ранним зимним утром. В избе стоял жуткий холод. Странно. Обычно дед её, полуночник, всегда топил печь, и в доме хватало тепла. А сейчас уснул. Ирине не хотелось вставать с постели, но деваться некуда. Надо. Не замерзать же. Пусть трудно преодолеть себя, ощущая даже под толстым ватным одеялом жуткий неуют.
Она быстро и решительно встала, оделась в теплый трикотажный костюм. Её очень удивило и даже, в какой-то мере, забавляло то, что первые в жизни дед не растопил под утро печь. Но Ирина не обижалась на него. Вот она сейчас немного приведёт себя в порядок и огонь в печи разожжёт – и в доме будет тепло и уютно.
– Ну, дед,– сказала тихо она,– ты у меня совсем разбаловался. В избе такая холодина, как на улице.
Она прислушалась на мгновение. Тишина.
– Спит мой дедуля. Пусть отдохнёт. В жизни и так пахать ему много приходилось. Сейчас, Архип Филиппович, одну секунду! Я хоть на ногах, но пока ещё, считай, сплю. Сейчас проснусь, как следует, и будет у нас с тобой в избе и тепло, и уютно.