Красавица и нападающий
Шрифт:
Дом. Кровать. Сад. Все вокруг окутывало меня его присутствием. Я не могла с этим справиться.
Но даже когда я, наконец, уехала, когда мы с Роуз поселились в отеле, я все еще тянула воспоминания о Коуле в нашу жизнь. Моя одежда пахла так же, как и он. «Спортивная нация» не переставала говорить о нем.
Я мечтала о нем. Я же его ненавидела.
Я смотрела на свой телефон, ожидая его звонка.
Но он этого не сделал.
Я знала, что он этого не сделает.
Когда же оно должно было
Все говорили о разбитых сердцах, как будто они разбились однажды и были потеряны. Но это была неправда. С каждым днем разлука с ним только еще больше раскалывала меня. Осколки стали меньше, превратившись в пыль. Не так уж много осталось времени, чтобы исцелиться. Возможно, эти раны были слишком глубоки.
Я не должна была смотреть игру, но я думаю, что хотела бы знать, насколько это все еще ранит.
Так оно и было.
Роуз следовало бы поспать до начала игры, но я не возражала против ее компании. Было бы здорово провести девичник, только мы с ней разделим заказ куриных наггетсов из фастфуда.
Наблюдая за игрой.
Притворяясь, что забочусь о ком угодно и о чем угодно, но только не о человеке в черном свитере номер девяносто два.
Предматчевая разминка была в самом разгаре, и дикторы позаботились о том, чтобы получить крупный план Коула Хоторна, разминающегося на поле в своей новой форме Айронфилда.
Его волосы были завязаны сзади, но он носил их свободно до игры. Дикий. Он сказал, что это пугает его противников, и я ему поверила. Его нос, наконец, зажил, несмотря на некоторую кривизну. Это его вполне устраивало.
Он выглядел свирепым, сосредоточенным. Но что-то было не так. Камера отключилась как раз в тот момент, когда квотербек Джек Карсон закончил разминку, крича своим игрокам. Подбадривая их. Раззадоривая их.
И Коул ответил: перед началом игры они похлопали друг друга по плечам и обменялись рукопожатиями.
Зверь и создатель проблем?
Они были... друзьями?
У меня отвисла челюсть, но я не успела ее закрыть. Роуз сунула мне в рот кусочек ранее пережеванного куриного наггетса.
По крайней мере, я надеялась, что это был куриный наггетс.
Я выплюнула его и отхлебнула содовой, уставившись в телевизор, хотя они уже давно отошли в сторону.
Она бросила кролика рядом со мной.
– Кул!
Возможно ли, чтобы Коул выглядел... счастливым? Дело было не только в том, что он был взволнован. Ему не терпелось начать игру.
– Кул!
– Безрассудный, фрикаделька. Абсолютно крутой.
– Мамамама.
Я должна была выключить игру. Я не должна была смотреть.
Вид Коула причинил мне такую боль, какую я и представить себе не могла.
Но разлука с ним
Я позволила себе одну ночь слабости. Я свернулась калачиком на кровати, Роуз рядом со мной, и мы вместе смотрели игру.
Коул не играл в первой четверти, но я и не ожидала, что он вообще будет играть. Эта игра была важным матчем в середине сезона. Коул был одарен, но мог ли он, действительно, изучить всю защиту «Рэйветсов» за две недели?
Мне никогда не следовало сомневаться в нем.
Он вышел на поле во второй четверти, выстроившись в очередь для нападения. Мяч отскочил, и он сорвался с линии, перескочив через линию атаки. Он вывернулся из захвата и нырнул через защитника «Циклонов». Мяч выскочил наружу, и он со сверхчеловеческой скоростью перескочил через мешанину.
Я закричала, вскочив с кровати и чуть не сбросив свою малышку на пол. Я волновалась вместе с Айронфилдской толпой. Роуз любила это волнение. Она подпрыгнула вместе со мной.
– Кул! – она хлопнула в ладоши. – Кул!
– Я знаю, Роуз! Это была классная игра!
Мой ребенок посмотрел на меня, как на идиотку. А может, так оно и было.
– Кул!
Я плюхнулась на кровать и уставилась на нее. Она пошевелилась под моим вниманием, но эта хитрая улыбка сказала мне все, что мне нужно было знать.
Я попыталась заговорить, но слова прозвучали как шепот.
– Классно? – спросила я ее.
– Кул.
Мое сердце однажды разбилось, и Роуз собрала осколки вместе, чтобы снова разбить его. Она болтала всю неделю, повторяя это слово снова и снова. Слезы защипали мне глаза.
Она вовсе не говорила «классно».
– Роуз, ты имеешь в виду... Коула?
Она взвизгнула и захлопала в ладоши, когда я, наконец, поняла, что она сказала. Она повторила его имя, напевая каждое слово взволнованным росчерком.
– Коул. Коул. Коул.
Боже.
Этого не должно было случиться.
Это я должна была быть раздавлена, влюбившись в мужчину, которого не должна была любить.
Только не мой ребенок. Не маленькая девочка, которая любила его так же, как он ее…
Я даже не могла придумать это слово.
Конечно, Роуз полюбила мужчину, который делил с ней свои завтраки. Читал ей. Танцевал с ней. Ухаживал за ней. Баловал ее игрушками и мебелью.
Он осыпал ее преданностью, заботой и любовью, в которых сам себе отказывал. И тут она вспомнила. Она хотела, чтобы он вернулся.
– Ты скучаешь по Коулу? – прошептала я.
Роуз кивнула.
– Мама тоже по нему скучает.
Ее маленькие пальчики тыкались в мои губы, пытаясь заставить меня улыбнуться. Я была в долгу перед ней. Я была в долгу перед самой собой. Но я понятия не имела, как быть счастливой, если не буду рядом с ним.