Красавица и нападающий
Шрифт:
– Тогда я помогу тебе. Сезон длится всего шестнадцать недель. Добавь еще шесть для тренировочного лагеря. Это меньше, чем половина года. Я могу... – мой голос дрожал. Он уже начал сдаваться. – Мы можем жить здесь в межсезонье, и я полечу, чтобы быть с тобой в это время…
– Нет.
– Коул…
– Я продам поместье.
– Но... это же дом твоей семьи…
– Это вовсе не дом. Это было мое убежище – единственное место, где я чувствовал себя в безопасности от самого себя. Но мне это больше не нужно.
– А что тебе нужно?
–
Я вся напряглась. Я слышала боль в его голосе, чувствовала холод в его прикосновениях.
– Мы должны положить этому конец, Пайпер.
Я не могла дышать. Я представила это и прошептала сквозь напряжение: «Почему ты всегда отталкиваешь меня? Все, чего я хочу, – это быть рядом с тобой. Я могу помочь».
– Я не могу быть рабом одновременно своей ярости и твоим, красавица, – сказал он. – Я сейчас оступлюсь. Я скажу что-нибудь не то, сделаю что-нибудь ужасное. Я не могу рисковать ни тобой, ни Роуз. Через десять лет я, наверное, окажусь в тюрьме или умру в переулке. Ты заслуживаешь лучшего будущего, чем освобождение меня под залог и смывание крови с моей одежды.
– Не говори мне, чего я заслуживаю, Коул. Я буду бороться с тобой за это.
– И я обязательно выиграю.
– Проклятие. Никто из нас не выигрывает, – сказала я. – Особенно ты. Ты же бежишь. Прячешься.
– Чертовски верно говоришь. Ты должна быть мне благодарна, – его челюсть напряглась, и он кивнул мне. – Позвони «Монархам». Скажи им, что я согласен на эту сделку.
Но этого не случилось. Я не могла позволить этому так закончиться и потерять его из-за его собственных кошмаров.
– Ты сильнее этого, Коул.
– Позвони.
– Нет. Нет, если это означает потерять тебя.
Он покачал головой.
– Мне никогда не следовало связываться с тобой.
– Я говорю не о наших отношениях. Я говорю о тебе – о мужчине, которого я вижу, который стоит здесь, разговаривает со мной, танцует с моим ребенком, делит нашу жизнь. Вот этого человека я никогда не потеряю. Я не позволю ему исчезнуть.
– Позвони.
Нет.
– Коул, ты же знаешь, что я люблю тебя…
– Не надо, – теперь его голос стал резче. – Не смей так говорить.
– Но почему же?
– Разве тебе мало того, что ты вошла в мою жизнь? – Коул шел впереди меня, возвышаясь в этой хищной темноте, которая могла бы напугать любого другого. – Разве тебе мало того, что ты ворвалась в мое сердце? Что я целовал тебя, пробовал на вкус, трахал и все еще не могу насытиться тобой? Что еще ты можешь от меня хотеть?
– Я хочу, чтобы ты это сказал.
– Нет.
– Скажи мне, что ты чувствуешь.
– А я и не буду.
– Скажи это сейчас, Коул Хоторн, или я никогда не прощу тебе этого.
– Хорошо, – его слова были наполнены ужасной, всепоглощающей яростью, которая так пугала его. – Не надо меня прощать. Забудь обо мне. Оставь меня. Найди мужчину, который будет заботиться о тебе и станет отцом для этого ребенка.
– Мне больше никто не нужен.
– А ты мне не нужна, – сказал он. – Набери этот гребаный номер, Пайпер.
Почему Коул боялся его силы и характера, когда его слова разбили мое сердце и разорвали мою душу?
Я снова набрала последний номер на своем телефоне. Главный управляющий «Монархов» ответил после первого же гудка. Я не стала утруждать себя любезностями.
– Он согласен, – сказала я. – Позвоните в Айронфилд.
Коул отступил первым. Для кого-то такого большого и сильного, могущественного и опасного, я едва ли ожидала, что он окажется таким трусом.
Я сглатывала проклятые слезы, пока тайное страдание не проникло глубоко в мой желудок.
Это послужило мне хорошим уроком за то, что я была такой эгоисткой. Это было моим наказанием за то, что я ставила свои собственные желания на первое место.
Я сделаю все, чтобы защитить свою дочь от такой боли. Отказа.
Боли в сердце.
По крайней мере, она была слишком мала, чтобы понять, что происходит. Слишком мала, чтобы помнить то время, когда она хихикала, танцевала и спала в объятиях Коула. Но это воспоминание было выжжено в моем сознании.
Я всегда буду жалеть, что полюбила Коула Хоторна.
Глава 21
Коул
Я не сказал Пайпер, что люблю ее, прежде чем уехать.
И это был первый раз, когда я испытал настоящее сожаление.
В течение двух недель она мне снилась. Я засыпал, думая о ней. Я просыпался, желая ее.
Но я не сказал ей, что люблю ее. Вместо этого я попытался забыть ее.
Все болело, но это была не та боль, которую я мог бы стереть льдом. Тренировка не помогала. Отдых делал все еще хуже. Это была не физическая боль.
Это было одиночество.
Первые две недели я провел в Айронфилде один, живя в трехкомнатной квартире. Почему-то она казалась больше, более пустой и безмолвной, чем особняк. Никаких смешков в коридоре. В моей постели нет тепла.
Нет семьи.
Дисквалификация закончилась во вторник в четыре часа, и мне, наконец, разрешили присоединиться к моей новой команде в тренировочном центре «Рэйветс».
Я был готов к этому. Я изучил их игры, изучил их оборонительные стратегии и смотрел фильмы.
Форма продолжила свой путь.
Поводок соскочил.
Я пошел на работу.
Мне было приказано прибыть после пяти часов для примерки моего снаряжения и экскурсии. Некоторые сотрудники и игроки оставались на стадионе в нерабочее время. Большинство из них обедали в столовой или работали в тренажерном зале. Тренер-полузащитник быстро представился, вручил мне карточку доступа и пароль и велел явиться на следующее утро, рано утром, на поле вместе с остальными моими новыми товарищами по команде.