Красавицы не умирают
Шрифт:
Катя набралась мужества. Она не только не старалась изолировать мужа от Чавалит, но, напротив, прилагала все усилия, чтобы девушка была у него перед глазами. Катя приглашала ее в гости, они вместе отправлялись в кино, на прогулки верхом. Ей хотелось определенности. Лек должен решить, кто из двух женщин нужен ему. Она, Катя, не может быть ни первой, ни второй женой, а только единственной. «Я хочу всего-навсего сказать, что, как ни стараюсь, не могу понять твоих чувств единовременно к принцессе и ко мне. Где правда?.. Да, конечно, я тебя измучила в последнее время всеми этими вопросами, но и ты должен понять меня. В прошлом мы жили действительно как один человек, разделяя и мысли, и чувства друг друга. У меня разрывается сердце, как подумаю, что ты хочешь
Так писала Катя мужу, уединившись в загородном доме, где дожидалась решения своего будущего. Наконец, устав ждать, она вернулась в Бангкок. Здесь произошло последнее объяснение.
...Стояло лето 1919 года. Позади было двенадцать лет супружеской жизни и еще год мучительных раздумий, после которых июньским утром Катя сама поставила точку. Она исчезла из Бангкока, не попрощавшись даже с сыном. Через месяц принц Чакрабон подписал бумаги о разводе.
* * *
Несомненно, не случись революции, Катя вернулась бы в Россию. Ехать же туда сейчас было бы безумием.
Она поселилась в Шанхае, где включилась в работу по оказанию помощи беженцам из Совдепии. Здесь же Катя получила телеграмму о смерти Лека.
...Парускаван сделался прибежищем другой хозяйки — Чавалит. Ее признавали гражданской женой Лека, но брат короля отказался дать разрешение на брак. Леку пришлось пережить и потерю матери, королевы Саовабхи. В июне 1920 года он предпринял с Чавалит и Чулой переход на яхте в Сингапур. В море принц сильно простудился. У Лека сделалось воспаление легких, и, проболев две недели, он умер.
Уже на похоронах Лека Катя поняла, что Бангкок ее терпит с плохо скрываемым раздражением. Чулу, наследника трона, ей не отдадут. Во дворце так и заявили: здесь есть кому о нем позаботиться. Оставив двенадцатилетнего сына в Сиаме, Катя вернулась в Шанхай. Вскоре она вышла замуж за американского инженера по имени Гарри Клинтон Стоун и с ним перебралась в Париж.
Сын Кати так и не стал королем Сиама. После смерти отца его послали на учебу в Англию. Там Чула пристрастился к мотоспорту и в конце концов стал участвовать в гонках как профессионал. Его и его русскую маму, несмотря ни на что, соединяли чувства, в которых были и тепло, и нежность. Они постоянно переписывались. В своих письмах Екатерина Ивановна просила прощения у сына за его вынужденное сиротство и старалась объяснить ему, какие силы помешали им быть вместе. Об отце Чулы она вспоминала с неизменной любовью и уважением. Чула женился на англичанке, которая родила ему единственную дочь Наризу. Когда девочка выросла, то, бывая, а иногда живя в Таиланде подолгу в загородном доме своих деда Лека и бабушки Кати, находила сундуки со старыми бумагами. Они проливали свет на семейные предания. В Англии вышла книга, где Нариза Чакрабон рассказала о необыкновенном романе сиамского принца и киевской гимназистки.
В прошлом году отмечалось столетие со дня установления дипломатических отношений между Россией и Таиландом. В центральной газете «Бангкок-пост» появилась большая статья о принце Чакрабоне и его русской жене. Впрочем, какие книги, какие статьи могут соперничать с тем, что так мило, тонко и глубоко, так понятно для русского сердца и души написал чуть не полвека назад Константин Паустовский, вспомнив Катюшу Десницкую в городском саду заснеженного Киева.
НИМФЫ КОРОЛЯ ЛЮДВИГА
Его величество ходил в потертом сюртуке, укорял слуг, что они слишком прожорливы, а в любовницах воспитывал бескорыстие, даря вместо дорогих побрякушек высокопарные оды. Да-с, все обстояло именно так, но король Баварский Людвиг I вовсе не был скрягой. Напротив, если бы в его руках сосредоточилось все золото мира, он щедрыми пригоршнями сыпал бы его, только не на такие глупости, как модные тряпки для жены-королевы и игрушки для наследников. Как слуг и любовниц, Людвиг их держал в черном теле, и королеве Терезии надо было помнить о семи детях и обладать врожденным терпением, чтобы не сбежать от сумасброда-мужа, который вызывал насмешки и раздражение по всей Баварии.
Равнодушный к заботам политическим и экономическим, Людвиг молился другим богам. Его привлекала красота в любом ее проявлении. Эта неуемная всепоглощающая страсть в конце концов лишила его короны, но, быть может, куда больше дала. Он знал счастье, недоступное многим монархам, — это несомненно.
Когда-то в юности влюбившись в античность, он щедро сыпал деньги на возведение в Мюнхене зданий, напоминавших архитектурные шедевры Эллады и Древнего Рима. И вот вместо маленьких уютных средневековых улочек появляются огромные площади и роскошные палаццо. Королевская же резиденция уподобляется знаменитому обиталищу итальянских владык — флорентийскому палаццо Питти. Пусть на новой площади Одеон гуляет отнюдь не средиземноморский ветерок, а Людвигштрассе с новыми зданиями а-ля Италия слишком широка и длинна для маленького Мюнхена, король в восторге от своих преобразований. По его мнению, искусство следует рассматривать не в качестве роскоши: «Оно выражается во всем, оно переходит в жизнь».
Идея короля — превратить Мюнхен в музей под открытым небом, конечно, стоит налогоплательщикам немалых денег, но, экономя на личных расходах, король предполагает, что и его подданные с энтузиазмом готовы оплачивать раскопки в Греции и Италии, создание музеев и коллекций. Придет время, когда он поймет, сколь глубоко было его заблуждение. Но Людвиг, родившийся в 1786 году, смотрел на мир глазами древнего грека, вырезавшего на подошве сандалии узор, дабы его след радовал глаз другого прохожего.
Свое поклонение красоте сам Людвиг считал бы однобоким, если в нем не присутствовал бы женский элемент. Разумеется, это свойственно многим мужчинам, но баварский король решил воплотить свое представление о прекрасном в галерее женских портретов, на создание которой он потратил почти три десятилетия.
Нет, король не брал в руки кисть. Он очень тщательно выбирал художника среди немецких мэтров. Только тот, чья живописная манера исповедует классическую ясность и неукоснительно добивается абсолютного сходства с образцом, мог вместе с королем разделить лавры создателя галереи красавиц. Из всех кандидатур Людвиг предпочел Йозефа Штиллера. Этот художник обладал не только мастеровитой, хоть и несколько бесстрастной кистью, но и адским терпением.
Его величество был кошмарным заказчиком. Он превратил Штиллера в своего раба, стоя у него над душой и диктуя все — от «а» до «я». Король сам выбирал позу красавицы, решая, во что ей нарядиться, какие украшения надеть, какие снять, какую прическу сделать, какого цвета должна быть косынка или цветок в руке.
Можно только представить, какие муки претерпевал Штиллер, чувствуя затылком дыхание короля, цепко следившего за каждым мазком кисти. Поправкам и переделкам не было конца. Уже готовые портреты не раз отвергались. Можно сколь угодно критиковать художественные достоинства галереи красавиц, но одно нельзя поставить под сомнение: все портреты, как в зеркале, повторяли лица тех, кому пбсчастливилось стать избранницей короля. Абсолютное сходство с оригиналом от первой до последней работы было главным и неукоснительным требованием коронованного заказчика.