Красавицы не умирают

Третьякова Людмила

Король же Оттон не был глубокой привязанностью Джейн. Она по-прежнему искала того, кого тело и душа безоговорочно признали бы единственным владыкой. Все, что ее окружало, казалось мелким, вялым, неинтересным. Не в правилах Джейн было сидеть и ждать, пока ее най­дет прекрасный рыцарь. Зная, как в большинстве своем медлительны и неинициативны мужчины, она сама поехала навстречу... быть может, очередному своему заблуждению.

«Честные женщины безутешны из-за ошибок, которых они не совершали». Эта фраза, сказанная одним знамени­тым и легкомысленным французом, возмутительна лишь на первый взгляд. На второй —

ощущаешь легкое беспокой­ство. На третий — приходишь к мысли, что в этом абсур­де присутствует зерно истины. Наше счастье состоит в не­ведении того, сколько раз мы прошли мимо своей судьбы, боясь поиска и риска.

Само собой, леди Джейн в этом отношении не могла себя упрекнуть.

* * *

Путешествие Джейн по Турции, Швейцарии и Италии оставило целый шлейф слухов, ни один из которых нельзя считать достоверным. Тем не менее пылкие итальянские кавалеры должным образом отреагировали на появление в их краях белокурой амазонки. Двое офицеров договори­лись стреляться до тех пор, пока кто-то из них не падет бездыханным. Счастливец, оставшийся в живых, поведет Джейн к алтарю.

Пока один поклонник убивал другого, Джейн пригля­нулся молодой дипломат. Он явился как бы правопреем­ником незабвенного Шварценберга, который где-то по-прежнему скрипел перьями, трудясь над дипломатическими депешами.

Джейн готова была пойти к алтарю, но совсем не к тому, куда звал оставшийся в живых офицер. В ярости от забывчивости Джейн он вызвал дипломата драться на саб­лях. Дипломат получил удар в лицо, но зато проткнул со­перника насквозь. Разумеется, едва рана затянулась, он потребовал руки Джейн. И вот тут, кажется, Джейн рас­платилась за все мужские обманы, выпадающие на долю слабому полу, — она наотрез отказалась выйти за дипло­мата замуж, и бедняга, говорят, покончил с собой.

Однако, подустав от итальянских страстей, Джейн вернулась в Грецию, ситуация в которой в ее отсутствие стала нестабильной, а значит, Джейн здесь было гораздо интереснее.

Дело в том, что всегда страдавшая от посягательства Турции Греция решила упрочить свою независимость. В горах создавались вооруженные отряды, куда стекались люди разного толка. Одни называли их «паликарами», то есть храбрецами, другие считали бандитами. Тем не менее это была реальная сила, и королевский дворец был заин­тересован держать ее под контролем. Королева Амалия, оттеснив супруга на троне, старалась прибрать к рукам главаря горцев, который пользовался среди них исключи­тельным авторитетом и правил как единоличный монарх. Так Хаджи-Петрос получил генеральский чин и губернаторский пост в одной из провинций.

Хаджи-Петрос был личностью легендарной. Высокий семидесятилетний старик, ни в чем не уступавший юно­шам, он был красив дикой горской красотой — с обвет­ренным, словно из меди выкованным лицом, орлиным взо­ром и осанкой монарха. Красная шапка оттеняла начинав­шие седеть волосы. Белая плиссированная юбка с золотой курточкой — тут было на чем остановить взгляд.

К тому же Джейн увидела, как он сидит на лоша­ди, — и завзятая наездница была покорена. Ей стоило невероятных усилий познакомиться с героем, «не терпевшим баб». С тех пор как у Хаджи-Петроса умерла жена, его сердцем владел исключительно сын.

Разумеется, все эти сведения, собранные о герое, лишь распалили Джейн.

Крепость оказалась не такой уж непри­ступной. А может быть, подобной осады выдержать было невозможно?

Итак, Джейн ушла с Петросом в горы на правах лю­бовницы, боевой подруги, друга-оруженосца — как угодно. По ночам, пристроившись на кисло пахнущих шкурах возле крепкого тела Петроса, Джейн смотрела на звезды, такие близкие в горах, и умирала от счастья. Она жарила мясо на костре, пила красное вино из бурдюков, научилась стрелять навскидку, как заправский паликар. Королева горных робингудов пользовалась исключительной популяр­ностью. Когда она проходила по лагерю, те били в бара­баны, палили из ружей — стоит ли говорить, как льстило это Джейн!

Слухи о даме сердца неустрашимого Петроса достигли королевского дворца. Королеве Амалии даже не надо было дознаваться, как ее зовут. Ненавистная соперница, изряд­но попортившая ей кровь, словно насмехаясь над бесплод­ной, засохнувшей королевой, и на склонах каменистых гор купается в любви и обожании. Амалия дрожала от нетер­пения подсыпать горчицы в это торжество. Она подписала приказ, где Петрос обвинялся в поведении, порочащем до­блестную армию. Королеве этого показалось мало: она временно сместила его с должности главнокомандующего и губернатора.

Дальше произошло то, чего наверняка не ожидала сама Амалия. Петрос написал покаянное письмо, где признался, что его связь с белокурой бестией держится лишь на мате­риальном расчете: «Она богата, а я беден. Я должен под­держивать свое положение и дать образование сыну».

Петрос весьма ловко отводил от себя удар: что лучше успокаивает женщину, не знающую любви, чем известие о том, что у другой дела еще хуже? Позиция Петроса, ко­нечно же, очень уязвима и в любом случае не прибавляет ему лавров рыцаря. Но он не мог и представить, как вос­пользуется его письмом королева. Вот уж действительно, «самый большой иезуит в тысячу раз меньше иезуит, чем самая малая иезуитка», — Амалия приказала напечатать письмо Петроса в газетах.

Расчет королевы был прост, и осечка тут исключалась. Как поступают все женщины, так поступит и Джейн, оскорбленная в своих лучших чувствах. Конечно же, она покинет своего предателя, спустится с гор, а тут ее спро­сят, в какую сумму ей обошлись горячие ночи с народным защитником.

Но Амалия торжествовала рано: Джейн была не та рыбка, которая так просто попала бы на крючок королевы, и она как раз из тех женщин, которые никогда не посту­пают так, как все остальные. Возможно, когда-нибудь она и оставит Петроса, но не по королевской немилости, а лишь тогда, когда ей этого захочется самой.

Джейн сказала генералу, что отлично понимает его: заморочить голову комплексующей неврастеничке королеве совсем не грешно. Пусть думает, ежась на холодных про­стынях, что Джейн залила слезами все горные ущелья. От их с Петросом любви не убудет, не правда ли? Чтоб ко­ролева воочию могла в этом убедиться, Джейн уговорила генерала вернуться в Афины вместе. Здесь она купила два дома с большой территорией вокруг, где разместился ла­герь паликаров. В доме была громадная, похожая на трон­ный зал спальня Джейн. Волей-неволей королеве при­шлось смириться, что «королева греческой независимости» занимается любовью уже в непосредственной близости от нее.