Красная Борода

Ямамото Сюгоро

— Нет, это была не кошка. Я совершенно четко слы­шал шепот: «Больно! Ты меня поранил», а потом еще и тихий стон.

— В таком случае вам это во сне приснилось. Вы ночью сильно храпели, то и дело ворочались и даже разок лягнули меня в бок ногой. Правда!

— Может быть, и так. — Учитель нахмурил брови. — Может, и так. Извини.

Как-то днем, вернувшись после очередного похода за деньгами, учитель нашел входную дверь запертой. Ни замка, ни засова не было видно, но дверь не открывалась. Похоже, ее заперли изнутри. Такого никогда еще не случа­лось, и сбитый с толку

учитель стал громко звать Яду и сту­чать в дверь.

Вскоре Яда откликнулся. Послышались какие-то стран­ные звуки, и в окне появилась его физиономия.

— Добро пожаловать, учитель. Сегодня вы возврати­лись раньше обычного, — смущенно приветствовал его Яда, наскоро затягивая ремень на брюках.

— Что случилось с дверью? — раздраженно спросил учитель.

— Минуточку, сейчас открою. — Дверь отворилась, и Яда отступил в сторону, пропуская в комнату учителя. — Я дверь вот этим запер. — Он показал старый гвоздь длиною в пять сун [71] .

71

Сун — мера длины, равная 2 см. 

— Зачем?

— От кошки.

— От той самой, которая ходит через дом?

— Ага. Она грязные следы на циновке оставляет. Вот я и решил больше не впускать ее.

Учитель снял костюм, переоделся в домашний халат и теплую накидку и удивленно потянул носом воздух.

— Что за странный запах? Кто-нибудь приходил, пока меня не было дома?

— Не было никого. Вы ведь знаете, что в ваше отсут­ствие я чужих в дом не пускаю. Чаю хотите?

Учитель еще раз повел носом, подозрительно оглядывая комнату, но ничего не обнаружил. Спустя несколько дней среди ночи ему снова послышалось, как кто-то стонет, потом сдавленным голосом говорит: «Пусти, я больше не могу, не могу». «Должно быть, опять померещилось», — подумал он наутро.

В стране усиливалась депрессия. Упорнее становились слухи о застое в экономике и ожидаемом банкротстве ряда мелких и средних предпринимателей. Это носило характер эпидемии гриппа. Власти пытались урегулировать создав­шееся положение, кое-как восстанавливали конъюнктуру за счет мелких и средних предпринимателей и лиц с низким доходом. Но поскольку никто не думал о радикальном спо­собе лечения, болезнь через некоторое время наступала снова. По не претендующему на гениальность мнению ста­рика Тамбы, принимаемые меры были направлены на спа­сение ростовщической экономики Японии. Услышав это, учитель Кандо возмущенно пожал плечами, назвал Тамбу «красным» и заявил, что этому проповеднику опасных мыслей в будущем не поздоровится, и поделом!

Но не поздоровилось самому учителю, хотя он и не про­поведовал опасные мысли, причем значительно раньше, чем старому Тамбе. Однажды в сумерки, когда он возвра­щался из очередного похода за деньгами, к нему подскочил поджидавший его Дзискэ.

— Эй, учитель! Куда ты дел мою жену? — закричал он, сжимая кулаки.

Дзискэ было лет сорок семь — сорок восемь. Из шесте­рых его детей при нем осталась младшая дочь, остальные

разбрелись кто куда. Он был женат третий раз. О-Хати была моложе его почти на двадцать лет, белокожа и мило­видна, как многие женщины из Тохоку. За два года супру­жеской жизни она не родила Дзискэ ребенка. Дзискэ слыл человеком положительным, спокойным, никогда не ввязы­вался в спор, не то что в драку.

И вот этот безобидный человек буквально сотрясался от гнева и уже закатывал рукава своей куртки, чтобы поколо­тить учителя.

— Чего ты кричишь? В чем дело? — спросил его учи­тель и выставил руку вперед, намереваясь отразить ожидае­мый удар. — Если ты считаешь меня в чем-то виноватым — прости. Только успокойся.

— Верни мою жену! — снова завопил Дзискэ. — Где ты прячешь мою жену О-Хацу? Говори!

— Ты имеешь в виду О-Хати?

— Ее правильное имя — О-Хацу. Но это не имеет значения. Называйте ее как хотите, только не морочьте мне голову. У меня есть свидетели. Они не способны умничать, как вы, но у них есть глаза, и они все видели.

— Да ты успокойся, Дзискэ, и объясни все по порядку. Я никак не пойму, что тебе от меня надо.

Разгневанный Дзискэ продолжал укорять учителя: мол, как ему, учителю, не стыдно соблазнять чужую жену.

— Я и не собирался ее соблазнять. Это чей-то злостный навет, — оправдывался учитель.

— Но люди видели собственными глазами, как чертовка О-Хацу вошла в твой дом через заднюю дверь, а через час потихоньку выскользнула на улицу и, поправляя прическу, отправилась домой. Ну так как же, учитель?

— Погоди, Дзискэ, — сказал учитель, взволнованно поглаживая бороду. — Вот оно что... В самом деле, такое могло быть...

— Что ты там бормочешь?

— Главное не в том, что видели или не видели люди. А вот если бы О-Хати...

— Ее зовут О-Хацу.

— ...если бы ее позвать сюда, мы смогли бы сразу все выяснить. По-моему, это самый простой путь установить истину, — заключил учитель таким тоном, словно выложил главный козырь.

— Вот я и говорю: верни ее, учитель!

— Ты считаешь, будто я с твоей женой?..

— Учитель, перестань морочить мне голову!

— Это я морочу тебе голову?! — вышел из себя Кан-до. — Женщина, о которой идет разговор, твоя жена, не так ли? Так вот: если ты хочешь выяснить мою причастность к поступкам твоей жены, ты, само собой, должен ее привести сюда.

И вдруг учителя осенило.

— Это проделки моего ученика Яды! — воскликнул он. — Он поступил в мою школу три месяца тому назад.

— Ты хочешь сказать, что она ходила не к тебе?

— Как ты смеешь сомневаться? Пристало ли мне зани­маться такими вещами? Недаром я твержу тебе: приведи сюда О-Хати и спроси у нее — все сразу станет ясно.

— Но ее нет дома, учитель! — сокрушенно произнес Дзискэ. Он сел на приступок и задумался, захватив паль­цами свои толстые губы. — Наверное, она ушла ночью. Утром, когда я проснулся, О-Хати, — Дзискэ даже не заме­тил, что перестал называть ее О-Хацу, — уже не было, и до сих пор нет.

— Мой ученик тоже не появляется со вчерашнего вече­ра. Похоже, они сбежали вместе.