Красная дорама 2
Шрифт:
Система эта, однако, то ли в принципе была не слишком эффективна, то ли лучшие годы данного конкретного автобуса и его бочки были уже давно позади, но полз тот едва-едва, а чадил, как сто… нет, не китайцев, куда им — как сто паровозов! Еще и не повезло: навстречу как раз шла длиннющая военная колонна, а полоса была довольно узкая, да и дергался по ней этот самоходный самогонный аппарат из стороны в сторону — фиг проскочишь мимо… В общем, тащиться в черных клубах едкого дыма мне пришлось несколько долгих минут. В какой-то момент на не самом крутом подъеме автобус и вовсе почти
На въезде в Пхеньян блокпост уже попусту не простаивал — здесь тормозили всех поголовно. Я даже сперва не сообразил, что за длиннющий хвост вытянулся по трассе, подумал, может, впереди какая авария, и сунулся на встречку — благо та была в этот момент пуста. Но, проехав метров сто, нарвался на сердитого армейского сержанта, неумолимо завернувшего меня обратно. Пришлось возвращаться и пристраиваться в конец очереди — успевшей за это время еще малость подрасти.
На ожидание в ней ушло более получаса, после чего у меня тщательно проверили документы. Не только на байк и водительские права — изучили все, вплоть до доверенности на мобильный телефон. В бумаги из госпиталя тоже заглянули. Разве что разрешением на поездку не поинтересовались — карточка жителя Пхеньяна в данном случае ее вполне заменяла.
В самом городе меня тоже пару раз тормознули — как и три недели назад красавицы-регулировщицы грациозно указывали жезлом на тротуар, а их суровые напарники уже поджидали там. Но здесь проверки были уже не такими всеобъемлющими, полицейские не столько изучали мои документы, сколько пялились на навороченный байк да расспрашивали про него — для этого, похоже, и останавливали. Как бы то ни было, никаких проблем со стражами дорожного порядка у меня не возникло, и где-то часа через два после прощания с Хи Рен у ангаров я лихо подрулил к своей пятиэтажке.
То есть собрался подрулить — и неожиданно не сумел.
3. Подарок донджю
Въезд во двор перегораживала самая настоящая баррикада — так мне, по крайней мере, показалось на первый взгляд. И лишь подняв запылившийся в дороге визор мотошлема и приглядевшись, я сообразил, что это всего лишь бесформенная куча строительного мусора, позади которой возвышались пирамиды каких-то желтых ящиков, штабели серого кирпича и горы черных рубероидных рулонов. Дом, к которому я направлялся, за всем этим безумным нагромождением практически не просматривался.
Что еще за новости?
Я заглушил двигатель байка, но тише вокруг отнюдь не стало: за «баррикадой» что-то пронзительно лязгало, стучало, звенело, скрипело, визжало, то и дело раздавались неразборчивые выкрики… Нахмурившись, я выдвинул подножку мотоцикла и спешился. Снял шлем, держа его в руках, обогнул перекрывавший подъезд завал по газону — там виднелась отчетливая тропинка… И наконец узрел «родную» пятиэтажку. Вся она — как, к слову, и пара соседних зданий, выходивших в тот же дворик — оказалась заключена в ажурный кокон строительных лесов, по которым трудолюбивыми муравьями сновали рабочие в одинаковых серебристо-оранжевых
Аккурат при моем появлении из-за «баррикады», перекрывая прочие голоса, откуда-то из солнечного майского поднебесья вдруг раздалось истошное: «Поберегись!» — и сверху, щедро теряя по пути вязкое белесое содержимое, прилетело здоровенное ведро с разорванной пополам дужкой. Приземлилось в каких-то десяти шагах от меня на батарею из связок арматуры — отозвавшуюся на удар недовольным металлическим гулом — и красочно расплескало по окрестностям остатки того, что сумело донести вниз. Судя по резкому запаху — какую-то краску.
До меня брызги в итоге не достали, но машинально я все же отскочил обратно под прикрытие «баррикады». Выждал несколько секунд, затем опасливо высунулся снова, но вроде больше ничего пока с лесов не неслось — если не считать звуков сердитой перепалки по поводу оброненного ведра. Причем речевые обороты там шли такие, что все прочие голоса в округе на время уважительно стихли. Что до меня, то о значении некоторых из сыпавшихся сверху сухим горохом емких словечек я мог догадываться лишь из контекста — от «прежнего» Чона нужных знаний мне почему-то не досталось.
А вот в целом ситуация, похоже, более или менее прояснилась. Не иначе, я имел счастье воочию наблюдать тот самый подарочный ремонт, призванный превратить нашу забытую Чучхе пятиэтажку разве что не во дворец. Которому, типа, при случае позавидует и правление Пэктусан. Именно так, кажется, расписывал мне перспективы донджю Ли Хо Сок? Ну, что-то вроде того…
Нет, это все, конечно, замечательно, но сейчас-то как тут жить? Или, пока я куковал в госпитале, наш дом временно расселили? Ну и куда мне тогда теперь?
Я потянулся к телефону, намереваясь набрать тетушке Мин — уж инминбанчжан– то наверняка должна была знать ответы на мои вопросы — но уже в моей ладони мобильник вдруг сам разразился трелью рингтона. Я скосил взгляд на экран — вызов был от Джу Мун Хи.
— Да?.. — торопливо поднеся трубку к уху, на миг я замешкался — сходу не решив, как в свете последних (вернее, предпоследних, последние — про ремонт) новостей правильнее обратиться к собеседнице. В итоге выбрал беспроигрышный официальный вариант — если что, всегда можно будет сказать, что рядом просто находились посторонние, вот я и держал марку. — Да, товарищ Джу?
— Чон, вы… Ты уже в Пхеньяне? — похоже, моя начальница тоже не сразу определилась с наиболее уместным стилем общения — но все же предпочла в итоге неформальный. Что ж, я не против.
— Да, стою возле своего дома, — сообщил я.
— А что там у тебя за шум? Будто бой идет?
— Это гремит Тридцатидневная весенняя битва, — хмыкнул я.
Было, к слову, воскресенье, но, в соответствии с небезызвестным трудовым почином, выходных дней в этом мае никому не полагалось. Те же, вон, муравьи-рабочие на лесах чему яркий пример!