Красная дорама
Шрифт:
И так далее, и так далее, и так далее — на протяжении минут пятидесяти. Если забыть о необходимости время от времени записывать что-то в тетрадочку, можно было бы, наверное, уснуть от скуки — несмотря на весь артистизм чтеца. Причем, тяжко было не мне одному — откровенно клевали носом и несколько товарищей по соседству.
Однако последняя озвученная заметка внесла в тоскливое действо некоторое оживление.
Называлась она «Смелый поступок простого пхеньянца» и касалась субботнего происшествия на троллейбусной остановке. Да-да, того самого, когда реальность возле меня впервые раскололась надвое!
Еще в ходе оглашения статьи — прежде, чем в ней прозвучало мое имя, а случилось это только в самом-самом конце — на меня уже стали оборачиваться: видимо, позавчера, вернувшись на работу, Пак не преминул поделиться нашими приключениями с народом. Когда же прозвучало: «По словам смелого молодого человека, так на его месте поступил бы каждый!» зал и вовсе разразился аплодисментами. Пак подтолкнул меня локтем в бок, призывая встать — что я и сделал, не забыв благодарно раскланяться. А рядом с чтецом тем временем уже нарисовался сияющий товарищ Ли:
— Товарищи! — перекрывая хлопки, которые тут же предупредительно стихли, пылко обратился он к собравшимся. — Как видите, мы с вами проделали неплохую работу! Воспитали в своем коллективе человека, о котором написали в самой «Нодон синмун»! Так что сегодня нашему отделу есть, чем гордиться!..
Ну да, отделу — кому же еще-то? Не дурачку же, бросившемуся под летящий мотоцикл…
А босс тем временем с энтузиазмом продолжал:
— Предлагаю ходатайствовать перед администрацией концерна…
«Все же как-то наградят!» — мелькнуло тут у меня в голове.
— … о помещении сегодняшнего прославляющего наш общий успех номера газеты в Музей Заслуг концерна Пэктусан! — провозгласил между тем товарищ Ли.
Зал взорвался овацией, по сравнению с которой недавние аплодисменты в мой адрес были лишь жиденьким похлопыванием в полруки.
— Благодарю за поддержку, товарищи — на этом все! — выждав некоторое время, объявил замначальника отдела снабжения. — Приступаем к выполнению наших текущих рабочих задач!
Хм… Что ж, как говорится, не ради чинов и наград…
Да и что я такого сделал, если задуматься? Не портрет же Вождя от неминуемой гибели спас — какую-то левую тетку с мальцом, у которых еще, может быть, упаси Чучхе, сонбун колеблющегося класса… Или то кечхын? Лучше такое не путать…
Ерничаю, да. А что еще остается?
15. Нюансы инициативы снизу
Народ принялся расходиться. Вместе со всеми двинулись к выходу из зала и мы с Паком и Аном, но уже почти в дверях сзади меня внезапно окликнули:
— Товарищ Чон! Погодите-ка минутку!
Я обернулся: через толчею ко мне пробирался парень года на три-четыре меня младше, в неплохом по здешним меркам костюме и при значке — причем с двумя покойными Вождями разом. Хотя какими там покойными — как гласил плакат внизу у проходной, на который я обратил внимание, стоя час назад в очереди к вертушке турникета: «Ким Ир Сен как вечное
Приблизившись, обладатель двойного значка ни с того ни с сего вдруг застыл, будто чего-то от меня ожидая. Заполняя возникшую паузу, я учтиво поклонился — первым, хотя возрастом определенно был постарше. Именно это, как оказалось, и требовалось — тут же отмерев, незнакомец ответил мне степенным коротким кивком и затем взял за локоть:
— Отойдем в сторонку…
Упорствовать я не стал.
— Товарищ Чон! — вполголоса, но при этом торжественно проговорил парень, когда мы удалились от толпы у выхода на несколько шагов. — Как у ответственного секретаря нашей ячейки Социалистического союза патриотической молодежи у меня будет к вам одно немаловажное поручение!
— Слушаю вас, — слегка напрягся я, вида, впрочем, не подав — наоборот, расплывшись в простодушной улыбке.
— Вы теперь у нас своего рода герой, — начал с аккуратной подводки мой собеседник. На миг в его словах мне почудилась ирония — но нет, ни на какую насмешку там и намека не было. — В некотором смысле, лицо нашего отдела и даже Управления — а значит, и первичной ячейки Союза! — продолжил между тем ответственный секретарь. — В этой связи есть мнение, что на собрании в среду именно вам следует выступить с предложением о нашем присоединении к инициативе о Тридцатидневной весенней битве!
— То есть призвать отдел снабжения отработать май без выходных? — на всякий случай уточнил я — а то мало ли.
— Не только отдел — ячейка же организована на базе всего Управления! — менторским тоном уточнил парень. — Ну и, разумеется, наш голос вольется в дружный хор других отделений Союза в концерне. А в конечном итоге — во всей стране! Но от лица своих ближайших товарищей выступите именно вы! Как вы понимаете, это огромная честь…
— А благодарные товарищи меня за это не того-сь? — шальной риторический вопрос выскочил у меня прежде, чем я успел прикусить язык. Хорошо, что хоть сподобился при этом удержаться от характерного жеста — пальцем по горлу — хотя рука уже предательски дернулась!
— Что такое вы имеете в виду, товарищ Чон? — резко помрачнел ответственный секретарь.
— Ну это… — костеря себя за несдержанность на чем свет стоит, выговорил я. — Ведь инициатива о тридцати днях уже прозвучала — просто взяв ее и поддержав, мы окажемся в самом хвосте… эм… революционного порыва! — сымпровизировал как сумел. — Правильно ли это? Думаю, чтобы в полной мере выразить наш великий трудовой энтузиазм, надо заявить по меньшей мере о шестидесяти днях! Или даже о ста, для ровного счета! — чего уж там мелочиться-то, сгорел сарай — гори и хата!
Хотя вот тут добрые товарищи меня точно утопят в ближайшем унитазе — если, конечно, найдут в окрестностях таковой. Впрочем, «чаша Генуя» тоже сгодится…
Что касается моего собеседника, то он было напряженно задумался, но уже через несколько секунд принял взвешенное решение:
— Нет, излишней самодеятельности не надо, — покачал головой — хмуриться при этом, правда, перестав. — Рекомендовано пока остановиться на тридцати днях.
«Кем рекомендовано?» — чуть было не спросил я, но на сей раз вовремя одумался.