Красная Элла
Шрифт:
Мы идём втроем к выходу, оказываемся в небольшом холле, где у гардероба стоит… Юрий Гуляев. Это логичное и красивое завершение нашего приключения: мы с Иванкой переглядываемся и заговорщически улыбаемся друг другу. Все идет как надо.
Иванка открывает сумочку и с записной книжкой подходит к Юрию Гуляеву, который, внимательно выслушав слова восхищения его талантом, а затем просьбу об автографе, размашисто расписывается на первой страничке. Такой же раритетной росписью великого певца обзавожусь и я.
Поблагодарив своего кумира, мы с Иванкой,
Увидев нас, он бросается навстречу, неожиданно заключает меня в объятия и целует прямо в губы. У него мягкие и горячие губы. Мне тяжело дышать в его крепких объятиях, я пытаюсь освободиться, но безуспешно. Энрике взволнован, дышит прерывисто. Отстранив меня на секунду, он смотрит мне в глаза. В его огромных темных и влажных глазах разлиты вселенская боль и печаль.
– Не уходи… Я нашел тебя, моя любовь! Элла… Девочка моя… Что мне делать… – лихорадочно шепчет он мне, мешая английские слова с португальскими.
– Иванка, это любовь с первого взгляда! – с отчаяньем обращается он к моей подруге, которая деликатно стоит в стороне, чтобы не мешать нашему расставанию. – Она не должна просто так уйти. Она разобьет мне сердце, – почти кричит Энрике.
Его слёзы капают на моё лицо. Стоящие у входа несколько посетителей с любопытством оглядываются на нас.
– Энрике, прости меня… – говорю я.
– Элла, почему ты просишь прощения? – с болью произносит Энрике. – Ты разве не понимаешь, все не должно так закончиться? Ты – моя любовь… Я встретил тебя… И не хочу потерять! И ты любишь меня. Ты любишь меня! – Последние слова он произносит как заклинание.
На Энрике тяжело смотреть, он словно в горячечном бреду: его глаза лихорадочно блестят, взгляд полон отчаяния. Он похож на раненого зверя. Молодого красивого, еще недавно полного сил и уверенности в себе, сейчас же – раненого, рычащего, мечущегося и страдающего от боли и несправедливости судьбы.
– Завтра… – глаза португальца лихорадочно блестят. – Я завтра в это же время здесь буду ждать тебя. Ты придёшь? – спрашивает Энрике, с мольбой заглядывая мне в лицо.
У меня не хватает духу ответить ему «нет». Я киваю и твердо говорю:
– Я приду завтра. Ты не сомневайся. Я приду. А теперь нам нужно идти… Слабая надежда загорается и гаснет в глазах Энрике. Его красивое лицо искажает нервная судорога.
Я освобождаюсь из его объятий, шепчу ему:
– Пока. До завтра.
– Я буду ждать тебя! – несется нам вслед.
И мы с Иванкой, не оглядываясь, идем по переулку, затем сворачиваем на Петровку, скорым шагом направляемся к Большому. За десять минут пути до театра мы не проронили ни слова.
Любовь с первого взгляда… Существует ли она?
Глава десятая
– Послезавтра экстренное партсобрание курса. Только что Колосов сказал, – оповестила
– Курса? – переспросила я.
Партсобрание курса – событие большого значения, и оно собиралось раз в месяц. А уж экстренное… О том, что партсобрания могут быть такого типа, я даже не знала, не ведала: партийный стаж у меня, как помните, всего ничего – и двух лет не будет вместе с кандидатским. Колосов – секретарь партийного бюро нашего курса, зазря ничего не скажет. Но зачем, о чём и почему?
– Вопрос на повестке только один, – продолжила Макарская придушенным голосом. Было слышно, как она пыхтит, просовывая голову в узкий вырез модной кофты – «лапши». С трудом справившись с этой задачей, она уже нормальным голосом продолжила, словно и не слышала мой вопрос: – ЧП с Дорофеевой.
– ЧП?! С Дорофеевой?! – я от неожиданности чуть со стула не свалилась, интрига ещё та: чрезвычайных происшествий в нашем вузе быть не могло по определению. Не могло и всё! Все успешные и благополучные люди, нацеленные на достижение высоких целей в карьере, творчестве, личной жизни. Кадры проверенные. Партийные. Какие, к черту, могут быть «ЧП»?
– А-а-а… Ты еще, наверное, не знаешь. Пьяную Дорофееву вчера кто-то избил просто до кошмарного состояния… – сообщила мне Макарская суперновость, выходя из-за шкафа в домашней одежде.
Дорофееву? Пьяную?! Кто-то избил? Скандал в благородном семействе!
– Да быть такого не может! – воскликнула я, пораженная новостью от Макарской.
– Может-может, детка! – сказала Макарская покровительственным тоном.
– Крошка, как же: комсомолка… – в тон ей заметила я.
– Коммунистка… – саркастически ухмыльнулась Макарская.
– И такой непорядок, – продолжила я.
– Конфуз! – согласилась Макарская.
Мы с ней сейчас были на одной волне: а что же нам, растерянным и шокированным такой горячей и не очень приятной новостью, задевающей честь и достоинство нашей подруги по партии, ещё делать? Только поёрничать немножко.
Надо сказать, с Макарской у нас были весьма своеобразные отношения. Яркая, талантливая девушка прибыла к нам из столицы союзной республики. Дочь высокопоставленного чиновника.
Макарская – «золотая молодёжь» города, ставшего для неё удачным трамплином, влиятельный папа, связи (вступить в партию представителю интеллигенции в любом городе Союза – очень и очень сложная задача), благоволение завкафедрой – здесь много, очень много составляющих частей, удачно сложившихся в пазл.
Ксения – любимица нашей Инессы Петровны. Свою явную расположенность к Макарской и желание заниматься ее карьерой завкафедрой объяснила тем, что все мы должны признать талант однокурсницы и правильно относиться к нему. «Правильно» – это значит принять как аксиому тот факт, что талант журналиста у Ксении есть. И не завидовать.