Красная Шапочка выходит на охоту
Шрифт:
Спальня графа!..
Я хотела вскочить, но только-только смогла приподняться на локтях и снова почувствовала головокружение. Кто-то поднялся с пола — кто-то, сидевший до этого рядом с кроватью, и склонился надо мной.
Граф Рауль Лагар.
Но лицо его было обычным лицом — без дьявольского оскала.
— Пришла в себя? — спросил он и погладил меня по щеке. — Это прекрасно. Я за тебя боялся.
Ладонь была горячей, и я попыталась уклониться от этого обжигающего прикосновения, но граф уже взял мое лицо в ладони, заставляя смотреть ему прямо
На секретере горели в канделябре четыре свечи, и в их свете глаза графа были похожи на кипящее золото.
— Хотел бы я знать, как тебя зовут, — произнес он, медленно наклоняясь ко мне. — Зовут по-настоящему.
— Это совершенно незачем, — с трудом ответила я.
— Упрямая и жестокая, — сказал он и поцеловал меня.
Поцеловал жадно, принуждая открыть губы и проникая между ними языком. Греховный поцелуй, развратный, обжигающий!.. Словно я пила кипящее золото, как древние боги. Тепло разлилось до самого сердца, до кончиков пальцев, становилось почти нестерпимо жарко, и мне захотелось выгнуться, застонать, вдохнуть воздух, чтобы не сойти с ума от этого ошеломляющего чувства… Но чем жарче становилось, тем больше я начинала дрожать — меня трясло, как в лихорадке. Мучительная дрожь, требующая немедленного успокоения… успокоения в чужих объятиях… в объятиях Рауля Лагара…
Граф оторвался от моих губ, зажмурился на секунду, а потом выдохнул:
— Чиста, как ангел…
— Что?.. — пролепетала я.
— А то, что этих губ никто никогда не целовал, — он провел большим пальцем по моей нижней губе и положил руку мне на грудь.
— Оставьте меня, — прошептала я, пытаясь сбросить его руку, но смогла только вцепиться в нее — и силы закончились.
— Я смотрел на тебя, пока ты спала, — заговорил Лагар, не сводя с меня глаз, в то время как его ладонь накрыла и приласкала через платье мою грудь. — У тебя и правда лицо карающего ангела. Как бы я хотел увидеть твое лицо, когда ангел полюбит.
Каждое его прикосновение, каждая ласка уносили меня в страну блаженства — там, где текут реки расплавленного золота, и вместо звезд на небе сверкают бриллианты. Я слышала, как женщины тайком говорили об этой стране, но не думала, что рассказы о ней — правда, и что однажды я сама окажусь там. Вернее — в преддверии этой страны.
— Вы пытаетесь соблазнить меня, — прошептала я с упреком. — Не смейте… Только попробуйте покуситься на мою честь…
Он тихо засмеялся, будто я сказала что-то забавное.
— Ты была в моей власти, — сказал он, легко целуя меня в щеку, в висок, в уголок губ, — и я мог бы не раз взять тебя. Но вместо этого я сидел рядом, как верный пес. Разве моя верность не заслуживает награды?
— Это безумие… — начала я
Но он перебил меня, приложив палец к моим губам, и подтвердил:
— Настоящее безумие. Ты не видишь, что я совсем сошел с ума из-за тебя?
— Только посмейте…
— Посмею — что? — спросил он, распуская вязки на моем корсаже. — Посмею сделать тебя счастливой? Посмею подарить маленькой девочке в красном плаще любовь и счастье?
— Я —
— Конечно, нет, — он склонился надо мной. — Ты — женщина. Красивая, желанная.
Его губы коснулись моей шеи, потом — обнаженной груди, и я застонала, выгибаясь ему навстречу. Пыталась противиться желанию, что он распалял во мне, и не могла его одолеть.
— Оставьте меня, это неправильно… — взмолилась я, пытаясь оттолкнуть графа.
— Только это и правильно, — ответил он, поднимая голову и глядя на меня в упор.
— Почему у вас такие желтые глаза? — спросила я напрямик.
— Чтобы лучше видеть тебя, — он придавил меня к постели весом своего тела, совсем как в моем сне. — Чтобы видеть тебя настоящую, без маски, без этого проклятого красного шаперона…
— Чем он вам не нравится? — я пыталась понять — говорит он с умыслом, задевая орден, или все это — лишь любовная болтовня, которой красивые мужчины губят доверчивых девиц.
— Тем, что он скрывает тебя. Твое тело, твое сердце… Я ненавижу платья, если они на тебе, и дурацкие хитрые корсажи… Зачем только их придумали? Но видишь, я развязал его… И теперь помогу тебе снять платье, и рубашку… Тебе ведь нравится, когда я к тебе прикасаюсь? Разве тебе не кажется, что мои руки созданы, чтобы тебя ласкать?.. Чтобы обнять тебя покрепче…
Он целовал и ласкал меня все жарче, пользуясь моей беспомощностью, а я лишь вяло приподнимала руку и снова ее роняла.
Неужели это любовные чары лишили меня сил настолько?!.
Не может быть, я — свободное существо, я мыслю, я не позволю взять над собой верх.
Горячая ладонь графа уже оглаживала мое бедро, зарываясь в кружева, отыскивая разрез на белье.
— Не смейте, — выдохнула я, свирепо глядя на него. — Только осмельтесь на большее — и вам придется убить меня, потому что иначе когда ваше колдовство закончится, я убью вас!.. Клянусь!
Граф остановился, рука на моем бедре замерла, а потом он медленно выпрямился.
— Колдовство? Нет никакого колдовства, Медхен, — снова заговорил он вкрадчиво, опьяняюще. — Ты сама этого хочешь…
— Я не могу пошевелиться, я полностью в вашей власти, а вы пытаетесь убедить меня, что это — мое желание?!.
— Не надо кричать, — он встал с кровати и прошелся до секретера и обратно, потирая ладони. — У меня есть уши, я тебя слышу. И не причиню тебе вреда.
— Тогда позвольте мне уйти, — я сделала еще одну попытку подняться, и граф, поколебавшись, помог мне, поддержав под локоть.
Когда он попытался обнять меня за плечи, я оттолкнула его руку.
В голове немного прояснилось, любовный дурман схлынул, и я смогла даже подняться на ноги. Пусть меня качало, просто вело из стороны в сторону, но я добралась до порога, цепляясь за мебель, и не пожелала, чтобы граф провожал меня.
— Уберите руки, — сказала я зло, пытаясь затянуть вязки на корсаже негнущимися пальцами. — Никто не давал вам права меня трогать.
— Медхен… — граф порывисто шагнул ко мне, но я отшатнулась.