Красная тетрадь
Шрифт:
Девочки жили на другом конце коридора, в номере 327, и я, стараясь справляться с тревогой, преодолевал это расстояние нарочито медленно.
Замерев перед блестящей в неверном свете мятно-зеленой дверью их номера, я почувствовал огромное облегчение – оттуда слышались приглушенные голоса, и мои собственные мысли о мокрицах и уховертках показались мне глупыми и наивными, недостойными человека моего положения.
Я даже думал вернуться в палату и спать, как это и полагается в столь позднее время, но что-то
Наконец, набравшись решительности, я распахнул дверь.
Со всех сторон на меня накатили визг, крики, ор, вопли. Все эти существительные могут быть употреблены с полным правом. Кричали мальчики, кричали девочки, кричал даже Володя, обычно весьма и весьма невозмутимый.
Не кричал только Андрюша. Он весь побледнел и выглядел так, словно сейчас упадет в обморок.
Когда вопли, которые мне пришлось претерпеть, стихли, я сказал:
– Доброй ночи.
– Твою мать, Жданов!
– Арлен!
– Какого хрена?
– Мог бы постучаться!
– А предупредить!
– Ужас какой!
– Я думала, я умру.
Кроме наших старых знакомых Ванечки, Алеши и Милы, я увидел новенькую девочку. Загорелая, с темными волосами, стянутыми в высокий хвост, симпатичными ямочками на щеках и громким голосом, она сразу показалась мне очень приятной. И, конечно, как и сказала Фира, она была местной. Такими казались мне все местные девочки и мальчики: подвижными, по-южному веселыми, непосредственными и преувеличенно загорелыми.
– Привет, – сказала она и помахала мне рукой. – Ой, вот это ты нас напугал. Меня Диана зовут.
– Арлен, – сказал я.
– Смешное имя, как у деда.
– Спасибо, – ответил я машинально.
Они все устроились в узком пространстве между кроватями, расселись в круг, в центре которого лежало снятое с гвоздя зеркало.
Фира прижимала ладони к этому зеркалу, на котором красной помадой нарисована была лестница.
– Нельзя прерывать ритуал, Арленчик, – сказала Фира.
Она дернула головой, взметнулась копна ее волос. На этот раз они были совершенно уж растрепанные, как у ведьмы.
Я сказал:
– Это все глупости.
Ванечка сказал:
– Садись, Арлен.
Мне стало неловко. Какими бы глупыми, посредственными и антинародными ни были эти развлечения, я уже всех напугал и всем все испортил. Так что я вздохнул и сел между Андрюшей и Ванечкой. Втиснуться между ними оказалось довольно сложно.
Ванечка сказал:
– Я думал, это Пиковая Дама пришла.
Андрюша сказал:
– А я думал, в меня кто-то вселился.
Алеша сказал:
– Мы до этого матерного гномика вызывали.
Я сказал:
– Хорошо, что я не застал, по крайней мере, матерного гномика.
– Хорошо, что ты его не застал, – грустно сказал Алеша,
– Так, – сказала Фира. – Взялись за руки. Зря мы вообще руки расцепили, она ведь идет по мосту между мирами, и наша энергия ее притягивает.
Алеша спросил:
– А Пиковая Дама теперь нас не убьет?
Потом он зевнул, что в сочетании с его репликой показалось мне комичным. Я знаю, что такое юмор! Это когда одно не связано с другим или связано очень абсурдным образом.
Впрочем, смеюсь я довольно редко, больше улыбаюсь. Смех – это тоже очень странная вещь, как мне кажется. Нечто абсурдное вызывает у меня спазмы в гортани – что может быть более странным?
Фира посмотрела на Алешу с убийственной серьезностью, потом мягко улыбнулась и сказала:
– Беритесь за руки.
Ванечка до боли сильно сжал мою правую руку, а левой рукой я нащупал ладонь Андрюши. Честно говоря, мне вовсе не хотелось участвовать в домашнем спиритическом сеансе. Таким образом я расписывался в своем бессилии перед суевериями.
Однако же выбора не было, и вместе со всеми я произнес:
– Пиковая Дама, приди.
Надо сказать, испытанные мною чувства оказались неоднозначны. С одной стороны, я люблю быть частью коллектива, шагать в ногу, петь в унисон – все это очень важно для меня. С другой стороны, общественное мероприятие, в котором мне пришлось участвовать, сам я глубоко презирал.
От Ванечки терпко пахло потом, Андрюша сидел неподвижно, и рука его была почти пугающе холодной. Когда мы замолкали, Ванечка скрежетал зубами. Я хотел сделать ему замечание, но все вокруг сохраняли такой торжественный вид, что я не решился.
Однако не случилось ничего. Мы произнесли заклинание снова, и опять я слышал только дыхание, скрежет Ванечкиных зубов и неопределенно далекий шум машин.
Результата мы не получили и в третий раз.
Наконец, Фира сказала.
– Надо выключить свет.
Она говорила мягко, но никто и не думал спорить. Ванечка резко подорвался, чуть не наступив на зеркало, побежал к выключателю и щелкнул им, потом вернулся, снова схватил меня за руку.
– Давайте, – сказал он.
– Тише, дружок, – сказала Фира.
В окно светили звезды, под их светом все мы казались бледнее. Диана шумно почесала (я бы сказал, поскребла) коленку.
– Может, нужна свеча? – спросила Мила.
– Да, – сказала Фира. – Валя, достань свечу.
Маленькая свечка легла на зеркало, Боря поджег фитиль спичкой, и огонек взметнулся вверх. Он отражался в зеркале со всех сторон, а потому казался почти цветком, странным, причудливым и пугающим.
Мы снова взялись за руки.
– Возможно, дело в Арлене и его скепсисе, – сказала Фира. – Но мы посмотрим.