Красная тетрадь

Беляева Дария Андреевна

Однако сегодня вечером произошло такое, за что мне стыдно – я подслушал девчачьи разговоры.

Дело было так: после ужина мы разошлись по палатам и стали готовиться к дискотеке. Вернее, в нашей палате никаких особых приготовлений не было, разве что сильнее обычного пахло Бориным лаком для волос. А вот девочки велели к ним не заходить, взяли с собой Милу и Диану и заперлись.

Я обнаружил, что мои чистые носки украдены Борей, и жизнь поставила меня перед необходимостью постирать вторую пару носков, ведь на танцах полагается

выглядеть прилично и аккуратно (впрочем, как и где бы то ни было).

Взяв хозяйственное мыло, я отправился в душевую.

Далее, честное слово, все развивалось случайным образом.

Будучи человеком бдительным, я остановился у двери девчачьей палаты, когда услышал голос Дианы.

Дело в том, что Диана от природы обладает громким голосом, который мало что способно заглушить, а плюс к тому еще и не считает нужным контролировать эту свою особенность.

И хотя Диане, безусловно, было бы легко выступать с трибуны, в обычной жизни такой голос, скорее, вредит.

К примеру, вот что я услышал, поравнявшись с девчачьей спальней:

– Как это, что надо делать? Надо намалеваться получше, и лак с блестками! Он увидит, какая ты красопетка, и сразу влюбится. Главное, кидать загадочные взгляды. Как кошка смотрит!

Далее я услышал Валин голос, но слов не разобрал.

– Да ты что? Конечно, он купится! Они все покупаются! Им надо, чтоб ты была как конфетка! В этом плане мужики все одинаковые! Оди-на-ко-вые!

Эта сомнительная мудрость битой жизнью женщины, по-видимому, была почерпнута Дианой в семье. Не всегда семья влияет на человека благотворно.

Лично меня такой вывод очень оскорбил. Что значит, одинаковые? Вот есть я, и есть Боря, и мы совершенно разные, такие разные, как будто родились на противоположных концах Вселенной, а ведь мы одноклассники.

Валя сказала что-то еще, и в этот момент я вдруг понял, что речь может идти обо мне.

В конце концов, мама утверждала, что я нравлюсь Вале.

И Андрюша утверждал, что я нравлюсь Вале.

Сложно назвать мою маму знатоком девичьих душ, но вот Андрюша все время наблюдает за девочками.

Эта неожиданная (хотя и логичная при этом) мысль вызвала у меня смесь волнения, радости, ужаса и обиды. Сейчас я поясню:

1. Волнение – девочки говорят обо мне.

2. Радость – возможно, я нравлюсь одной из них.

3. Ужас – если я нравлюсь одной из них, я обязан буду проявить к ней ответные чувства.

4. Обида – Диана утверждает, что я куплюсь на яркую обертку, будто какой-то трехлетка.

Конечно, после этого я просто вынужден был прижаться к двери так, чтобы услышать по максимуму. Я еще не знал, как девочки общаются друг с другом без мальчиков. Оказалось, что они общаются грубовато.

Даже нежная и спокойная Мила говорила вещи вроде таких:

– Я знаю, он не семи пядей во лбу, но такой симпатичный, сил нет. Глаза! У него красивые глаза! Вот я бы себе хотела мальчика только с такими глазами.

–

А ты не боишься, – спросила Диана, – что дети ваши будут дураки?

Мила сказала:

– Так не всегда бывает, я это уже прочитала. Это – генетика. Вещь очень непредсказуемая.

Фира сказала:

– Но все-таки более или менее предсказуемая. У жены папиного друга шизофрения, и у их сына шизофрения. Я не то чтобы отговариваю, нет. Ну, потанцевать с ним можно.

Я встал перед моральной дилеммой: сказать Ванечке о чувствах, которые испытывает к нему Мила, или нет?

С одной стороны, дружба требовала от меня решительных действий, с другой стороны, выдавать чувства девочки – определенно непорядочно.

Я решил молчать. Но, не скрою, что это решение дало мне моральное право и дальше слушать, что говорят девочки.

Диана сказала:

– Мужики любят яркие губы, потому что в древности, если у женщины были губы измазаны в ягодном соке, значит она была зоркой и умной. Могла найти ягоды и знала, какие съедобны. Понятно?

– Бред какой-то, – сказала Валя.

– Нет, вот так вот и было, я говорю!

Я хорошо представлял Диану с ее высоким хвостиком, перехваченным яркой резинкой, в ее короткой юбке, открывавшей загорелые коленки. Я представлял, как она стоит на кровати, высоко вскинув голову, и активно жестикулирует, усиливая свое красноречие.

Иными словами, она проводила агитацию.

– Вы слишком зашуганные, – говорила Диана. – У меня есть опыт, я два раза целовалась с Кирюхой, вы его не знаете. Но это не важно. Я вам вот что скажу. Вы все трое как бы овцы. А надо быть хищницами. Держать себя как бы. Вот эту всю свою внутреннюю…

– Интеллигентность, – сказала Мила.

– Да, ее. Внутреннюю интеллигентность, короче, надо припрятать. Потому что дискотека – это джунгли. Представьте, что это ваш последний шанс! Жизнь-то проходит! Жизнь!

– Да, – согласилась Фира. – Жизнь, судя по всему, очень скоротечна.

– Это может быть ваш последний шанс, бабоньки.

Меня всегда забавляло, что люди думают, будто мой язык абсолютно выхолощенный, заимствованный и искусственный. Все мы говорим словами, которые заимствуем у взрослых, и наделяем наши слова интонациями, которые заимствуем у взрослых, и даже наши мысли создаются из того, что было нами услышано от взрослых.

Так что Диана – искусственная конструкция не в меньшей степени, чем я. И точно так же подражает своей маме, тетушке или бабушке, как я подражаю книгам и брошюрам.

И в этом нет ничего обидного, наоборот, такие вещи показывают, что мы, люди, тесно друг с другом связаны. Между всеми нами протянуты невидимые нити. Прочитанная книжка связывает ребенка с писателем, просмотренный мультфильм – с режиссером и художниками, подслушанный разговор – с теми, кто его вел. Человек получается не сам по себе, а путем сложного взаимодействия со множеством других людей.