Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
Но всё-таки довели до нового участка милиции, там студент быстро разобрался, вышел, убедил толпу, – и перепуганных старичков отпустили.
Нападали на ломовиков, везущих продовольствие: «Куда везёте? Здесь раздавайте!» И растаскивали.
Два драматических артиста арестовали директора императорских театров Теляковского и с патрулём доставили в Думу. Там ответили: «Пока не подлежит аресту». Отпустили.
Армейский
В штабе новой милиции, в городской думе, так обременены работой, в одной руке телефонная трубка, в другой – печать городской управы, что некогда поговорить друг с другом. Кто-то приходит, садится рядом, начинает работать, получает поручения, выполняет их – потом начальник опоминается: «А кто его назначил? Вы?» – «Нет». – «Так и я не назначал».
В Петропавловской крепости набралось много лишних офицеров – ни в какой не охране, не гарнизонные, а слоняются, обсуждают события, играют в биллиард. Прячутся.
Перед вечером с грузового автомобиля читают толпе свежие «Известия», состав нового правительства.
Удивляются: «А что ж Родзянко? Не вошёл?»
Толпа перекачивается по Невскому, радуется.
И другие ещё листовки, розовые, на стенах, не на Невском: «Не верьте Временному правительству! Рабочие должны взять власть в свои руки».
Люди читают с недоумением.
В цирке Чинизелли вечером – солдатское собрание, всё полно. Гудят, что Милюков обещал царя возворотить. Это что же значит? – нас наказывать будут?… Хотят обмануть??
В Доме Армии и Флота, в зале, где вчера собирались офицеры, сегодня вечером! – пленарное собрание ротных и батальонных комитетов. Среди докладчиков – депутат Государственной Думы Родичев, в пенсне и с сильным красивым голосом, – благодарит солдат за совершённые подвиги, восторгается их мужеством, но напоминает о родине и дисциплине.
А депутат Думы Шидловский поехал по вызову в Измайловский батальон. Солдаты рассказали, что незадолго перед тем были какие-то двое, назвались членами Совета рабочих депутатов, звали солдат к окончанию войны и убеждали не повиноваться офицерам. Солдаты сами усумнились, потребовали от агитаторов полномочий, их не оказалось. Вытолкали их вон. Теперь просили члена Думы разъяснить «приказ № 1»: нужно ли подчиняться офицерам? Шидловский стал уверять (он сам так слышал, Чхеидзе отрекался), что Совет рабочих депутатов относится к «приказу» отрицательно. Тогда спрашивали: «А что ж смотрит военный министр Гучков, почему не запретил?»
За дни революции во дворце великой княгини Марии Павловны разграбили и перебили винный погреб на полмиллиона рублей.
На
Вечером возник слух, что на Васильевском острове толпа громит университет.
Что какие-то чёрные автомобили разъезжают по городу и расстреливают мирных жителей.
У костров на улицах – военные и штатские патрули, новые милиционеры и добровольцы с винтовками, револьверами. Останавливают проносящиеся иногда автомобили, требуют пропуска.
Кое-где в темноте чернеют застрявшие в снегу грузовые и легковые автомобили.
К ночи пошёл крупный редкий картинный снег.
341
По линии разнёсся слух, что едут важные члены Государственной Думы, сам Гучков, – и на станциях собирались кучки или толпишки – железнодорожники, рабочие, отдельные солдаты, случайные люди или пассажиры, и требовали речь, как в эти дни все приучились требовать, как очередную еду. Гучков с тамбурной площадки своего вагона или с какого-нибудь ящика на платформе, сняв пенсне и щурясь, держал к ним речь, уж он наизусть её сам знал: слушаться офицеров, поддерживать новую власть, да здравствует революция и победа над немцами.
В Гатчине была большая толпа, и он говорил дольше, но то же самое.
После Гатчины ему уже стало казаться, что проворачивается вхолостую мельница, опустошая его, а без пользы.
Задержались в Гатчине с полчаса лишних, ожидая подъезда генерала Иванова по соединительной ветке. Но не было его. А день – уже к концу, поездка затянулась, миссия не выполнялась, нельзя было ждать. Поехали. (Уже потом, в пути, нагнала телеграмма Иванова, что он в Вырице и рад повидаться. Другого Гучков и не ждал. Назначил ему опять в Гатчине, но уже на обратном).
В Гатчине 20-тысячный гарнизон был спокоен. А о таком же лужском гарнизоне ещё с вечера знал Гучков, что там восстание и убивают офицеров. И сегодня с утра по его поручению поехали туда член Государственной Думы Лебедев и полковник генерального штаба Лебедев – уладить и успокоить: слишком важное место занимала Луга на линии Петроград-Псков. Хотя именно этим мятежом она и сослужила революции, обезоружив бородинцев. Но и – достаточно, дальше это уже начинало мешать.
Гучкову много раз приходилось выезжать на фронты, правда всегда по делам Красного Креста, но в этих выездах он чувствовал в себе хорошую военную подвижность, была у него и полувоенная одежда, куртка, сапоги, его часто так фотографировали и помещали в обозрениях. И сегодня поездка была вполне фронтовая, вот предстояло в Луге окунуться в это солдатское море, может быть возмущённое и опасное, а Гучков и любил опасность, и только не хватало ему сейчас для лёгкости той своей военной одежды. Но он всё же ехал к Государю – и на нём был хороший костюм, крахмальный воротничок, галстук, а сверху – городская, тяжеловатая шуба с дорогим меховым воротником и шапка меховая.
Вид лужского вокзала был необычен от множества солдат – но не в командах и не в строю, а бродящих, смотрящих, бездельных, – впрочем, петроградский глаз это уже не могло удивить. Среди этих бездельников сразу возникло движение к приехавшему поезду всего из одного вагона – и стали сталпливаться, кто безобидно, кто дерзко. Дерзость в солдатах особенно била в глаза.
Оба Лебедева тотчас вошли в вагон, хотели докладывать – но толпа густилась и надо было разрядить её речью. Гучков это понял, вышел и повторил всё то же от имени святой Государственной Думы и священной войны против германцев.
Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Warhammer 40000
Фантастика:
боевая фантастика
рейтинг книги
