Красные орлы
Шрифт:
Две недели пробыл этот отряд в нашей волости. Задачу свою выполнил и уехал обратно в Камышлов.
Недавно борисовская партячейка совместно с волисполкомом провела волостную крестьянскую конференцию. На повестке дня стояли два вопроса: текущий момент и подготовка к севу. Делегаты выбирались на общих сельских собраниях по деревням. Конференция проходила в помещении Зырянского Народного дома, построенном в старое время под кредитное товарищество.
Мы думали, что конференция закончится в первый же день, но вышло по-другому. Только поздним вечером второго
Временами настроение накалялось до предела. Явных кулаков и белогвардейцев среди делегатов как будто и не было, но их влияние чувствовалось. С «рассудительными» речами выступал, к примеру, наш борисовский Филимон Сергеевич Козлов. Он в 1918 году был «левым» эсером, а брат его Гришка служил в белой банде, которая арестовывала и избивала насмерть коммунистов.
В конце концов после напряженной политической борьбы мы все же сплотили бедноту и большинство середняков под лозунгами РКП (б). Враги остались в одиночестве.
Мне раза три пришлось выступать на конференции.
Мы настолько ожесточились против врагов Советской власти, что однажды чуть было не сбились на самоуправство: хотели учинить недолгий суд над зырянским попом, который прежде помогал Колчаку, а теперь на всех перекрестках кричит против Советской власти.
Но в последнюю минуту удержались. Поняли, что этим можно вызвать недовольство крестьян. А главное — кто-то вовремя подсказал, что для определения вины и ответственности человека существует советский закон и нарушать его коммунистам негоже.
После этого отвели мы попа в Каменский завод и сдали районным властям. Однако оттуда он скоро вернулся.
Вообще, надо сказать, попы на каждом шагу нам норовят помешать. Иногда открыто, иногда тихой сапой.
Коммунисты развернули антирелигиозную пропаганду. Молодежь прислушивается к нашим словам, поддерживает, а пожилые либо отмалчиваются, либо спорят.
Плохо, что совсем нет книжек антирелигиозного содержания.
Партийная ячейка все растет. Один из ее членов, Григорий Иванович Хмыльнин, только что вернулся по болезни из полка «Красных орлов». В этот полк он вступил еще в июле 1918 года, когда в нашу волость ворвалась белая банда. Интересный человек: очень разумный, рассудительный, справедливый, строгий к себе, начитанный. В партии с 1918 года. А по виду похож на старовера: носит огромную окладистую бороду.
Собрания партийной ячейки проводятся часто. Разбираем самые боевые вопросы нашей жизни. Решаем в общем-то дружно. Одна запинка — некоторые товарищи не могут устоять перед самогонкой (варят ее по деревням все больше и больше).
Председатель ячейки характером не очень тверд и, если угощают, не отказывается. Потом, правда, винится, признает свою ошибку. Но через некоторое время история повторяется.
Как сильно выпивки подрывают наш авторитет! А кулакам это на руку.
И еще плохо, что в семьях некоторых коммунистов даже молодежью
За время моей побывки прошли крещенские праздники и масленица. Прошли шумно, весело. Как и в других деревнях, у нас устроили игрище. Сняли вскладчину одну избу, и она перешла в полное владение «холостяжников». С утра до позднего вечера веселилась там молодежь. Пели под гармошку залихватские частушки, плясали «русского», «барыню». Все вокруг было покрыто шелухой от семечек и окурками. Дым стоял коромыслом.
Щутка сказать, в маленькой избенке чуть не полсотни парней и девушек. Как только пол выдержал!
К вечеру некоторые парии напивались. Начинались ругань, драки. У меня вся радость пропадала. Да и многим это не по душе. Мы старались вышвырнуть драчунов с игрища. Чаще всего это удавалось. Но иногда хулиганы одерживали верх. У них особенно отличаются Гришка и Титко Голиковы, которые при Колчаке притесняли семьи арестованных коммунистов.
Игрища устраивались главным образом в крещенский праздник. А на масленицу гуляли на улицах, гоняли на лошадях, катались с ледяных гор-катушек на санках. На нашей катушке в конце деревни, за логом, спуск тянется на полверсты.
В Зырянском, кроме игрищ и катушки, построили еще и «крепость». Поставили два столба высотою сажени в полторы — две, на них перекладина, на перекладине по одному вывешиваются женские платки.
Надо верхом, на полном ходу сорвать платок и ускакать с ним. Это не так-то просто. Смельчака хватают, стараются стащить с коня, забрасывают снежками. Тут только держись. А сбросят с коня, разденут и «моют», т. е. валяют в снегу и набивают снегом исподнее.
У нас в Борисовой тоже очень любят «мыть». И прежде всего «женатиков» — тех, что обвенчались в эту зиму.
Заводилой в этом деле слесарь Егор Васильевич Козловских. Соберет человек 40–50 и ходит от избы к избе, ищет молодоженов. Никто не спрячется.
На случай, если запрутся где-нибудь, у Егора Васильевича имеется с собой отмычка — любой замок открывает. Извлеченного из-под замка всегда «моют» особенно долго и старательно. Поэтому большинство выходит «мыться» по «доброй» воле…
Темнеет, надо заканчивать.
Через двое суток, 9 марта, выезжаю в Камышлов, в военный комиссариат, на медицинское освидетельствование. Уверен, что признают полностью годным и я вернусь в армию.
Только опасаюсь, что не попаду в свою 51-ю дивизию. Она за последние три месяца ушла далеко в Сибирь и там доколачивает Колчака.
Ну, что ж, пойду, куда назначат. Лишь бы снова в Красную Армию.
От издательства
Сорок лет отделяет нас от дней и событий, которым посвящен дневник молодого красноармейца Ф. Голикова.
В короткие минуты привалов, во время затишья в бою, на ночевке в тесной избе, в комнате Смольного товарищ Голиков неизменно заносил в дневник многое из того, что он видел и испытал.