Красные орлы
Шрифт:
Кормят скверно. Ржаной хлеб, как правило, сырой.
В палате — стоны, шум. Воздух спертый. Люди хотят жить, надеются на помощь. Но помощи и лекарств мало. Чувствую, что долго здесь не выдержу, сбегу.
Читаю сочинение товарища Ленина „Империализм как высшая стадия капитализма“.
Последние дни прошли так.
7-го выписывался из госпиталя и бездельничал.
8-го — баня, письма.
9-го — работа. В красноармейской части читал лекцию „Война белых и красных“. Потом выступал в кинематографе „Гигант“ на тему „Покушение контрреволюционеров на наших вождей“.
Смотрел кинофильм „Товарищ Елена“. Его снимали в 1917 году на киностудии „Скобелевского комитета“ вскоре после свержения царизма. Мне фильм понравился. Особенно хорошо играет Юренева роль Елены Чернецкой и Терехов роль Литарева.
Товарищ Елена
В зале было около семисот красноармейцев. С большим энтузиазмом они просмотрели фильм и прослушали мою речь. Все громко хлопали, кричали: „Ура“, „Смерть врагам рабочих и крестьян!“.
Сегодня днем, стоя на крыше, читал лекцию „Власть Советов“. Было четыреста человек. Потом опять „Гигант“, опять выступление.
У красноармейцев, как я убедился за эти дни, боевой и твердый дух.
В Москве раскрыт заговор кадетов под названием „Национальный центр“. Расстреляно 67 человек — бароны, князья, помещики, генералы. Туда им и дорога.
Вскоре после раскрытия этого заговора, там же, в Москве, в Леонтьевском переулке, в здание, где проходило заседание партийных работников, была брошена бомба. Есть убитые. Например товарищ Загорский — секретарь Московского Комитета РКП (б). Среди раненых товарищ Ольминский, Стеклов и другие.
Жалкие убийцы из-за угла! Убийцы вождей пролетариата!! Смерть гадам!!!
Жестокая схватка с буржуазией продолжается. В то время как Деникин, взяв Курск, движется на Орел, контрреволюционеры точат нож в тылу, чтобы нанести удар в спину Советской власти. Но негодяи просчитались. Их планы не сбудутся. Семьсот заговорщиков арестовано накануне дня их выступления.
Крепче пролетарские ряды! Выдержка и месть! — вот наш ответ врагам.
Получил сегодня мандат на работу в Кулаковской волости. Мы теперь действуем в согласии с губернскими органами. Подписавший мой мандат заведующий Губернским отделом управления товарищ Горностаев мне показался солидным работником. Лет на 10 старше меня.
Еду один и без оружия. Теперь мое оружие — слово.
Хочется о многом написать.
Кулаково — большое пригородное село. Мужчины занимаются хлебопашеством, кустарничеством. Приторговывают. По слухам, кое-кто не брезгует и воровством.
Было довольно много кулаков (не в их ли честь название села?). Самые крепкие богатеи бежали с белыми. Это неплохо во всех отношениях. Несколько больших домов освободилось и можно устраивать библиотеку, читальню, клуб.
В „Известиях Тюменского Ревкома“ я недавно прочитал статью здешнего жителя П. Т. Елистратова о том, что здесь творили колчаковцы. В статье этой все изложено очень убедительно, и я хочу, чтобы она осталась в моем дневнике.
„…24 сентября 1918 года был вызван в волость. За судейским столом сидели дьякон соседней церкви, псаломщик, один крестьянин, да еще кулачок — волостной старшина.
Эти люди составляли волостную следственную комиссию. Крестьянин считался председателем. Обращаясь ко мне, он сказал: „Вы, Елистратов, обвиняетесь в грабежах совместно с красноармейцами“. Я стал настаивать, чтобы они допросили население, и они после допроса нашей деревни не нашли за мной никакой вины, кроме того, что я работал по выбору в крестьянском отделе при Тюменском Совете. Однако через три дня снова меня призвали в волость. Председатель Зырянов объявил: „Вы, Елистратов, арестованы“. Дьякон повышенным голосом сказал: „Вы обвиняетесь как большевик и агитатор против Временного правительства. Завтра же направить его в тюрьму“. Приказ дьякона был исполнен. Я попал в уездную Тюменскую тюрьму.
Не буду описывать все детали тюремных порядков, напоминавших времена Ивана Грозного. Надзирателям была дана полная власть бить, чем попало. Без всяких причин сажали в карцер, всего больше женщин, которыми распоряжалась старшая надзирательница Тюменской тюрьмы Серафима Бессонова.
„Параши“ в камерах были постоянно. Камеры открывали не более трех раз в день, прогулок не было месяцами, матрацев на 50 человек — один, белье и баня — не более трех раз за одиннадцать месяцев.
Прошения и жалобы вовсе не принимались во внимание. В камеру, которая рассчитана на 30 человек, вмещали по 90 и 100 человек, а в одиночные — по 7 и 8.
Около 25 декабря 1918 года через Тюменскую тюрьму пересылались партии взятых в плен красноармейцев и арестованных на местах из числа сочувствующих Советской власти товарищей. Мороз был 35–40 градусов. А обувь с красноармейцев снята и заменена лаптями,
Около 10 января на Тобольск гнали новую партию в 85 человек. На другой день троих вынесли из камеры уже мертвыми, 30 человек унесли в больницу, и в конце концов из 85 человек в живых осталось только 3.
После восстания тюменских рабочих в ночь на 14 марта 1919 года было выведено из тюрьмы и расстреляно 8 человек. Многих заковали в кандалы. Из контрразведки в тюрьму приводили измученных пыткой людей, которые не могли сидеть после того целыми месяцами.
28 июля более 1000 человек вывели из тюрьмы и поместили на баржу для отправки в Тобольск ввиду приближения красных.
На барже находились и пленные германской войны — мадьяры и австрийцы, которые работали на наших полях. Колчак нашел нужным арестовать и их…
По счастливой случайности мне лично удалось бежать с баржи.
Когда прощались в камерах перед отправкой в Тобольск, мы все поклялись: кто останется жив, отдать свои последние силы на борьбу с угнетателями. И я, один из спасшихся, призываю всех рабочих и крестьян Сибири к дружной совместной работе, чтобы помочь борющимся братьям, идущим по пятам белой банды, чтобы спасти нашу залитую кровью страну.
Деревня теперь нуждается в рабочих руках: хлеб сыплется. Идите к нам на помощь.
Крестьяне в благодарность раскроют свои амбары. Они дадут хлеба армии и мирным гражданам. Но для предупреждения появления в деревнях скупщиков и спекулянтов необходима общественная организация в этом деле.
Да здравствует честный труд!
Крестьянин села Кулаковского П. Т. Елистратов“.
Когда я первый раз прочитал эту статью, мне вспомнилась беседа с одним уральским крестьянином минувшим летом при подходе к Перми.
— Ну, что же, дедушка, — спросил я его, — кто лучше, белые или красные?
Старик помолчал, посмотрел мне в глаза, потом ответил:
— Ты смеяться вздумал, товарищ?
— Нет, — говорю, — всерьез.
— А коль всерьез, то слушай. Нас времечко кое-чему научило, знаем теперь, чья власть мужику нужна. Колчак, он нам образование дал. Ведь не то, чтобы коммунистов, никого не щадил. Пришли беляки в нашу деревню — все грязные, оборванные, жадные, как саранча. Прожили день — тихо, два — тихо. Никого не трогают. Ну, вот, думаем, все будет в порядке, в спокойствии. Потом вышел от них первый приказ — собрать 15 пудов печеного хлеба. А где нам его взять, сами кое-как на овсянке перебиваемся. Конечным делом, не дали мы хлеба. На другое же утро, чуть свет, бац — второй приказ: всему мужскому населению явиться к коменданту. Пришли. Так вот, родименький, девять мужиков схватили и выпороли. Их секут, а комендант рядом ходит, приговаривает: „Покрепче, по-ядренее“. Про баб-то наших не слыхал?
— Нет, — признался я.
— Их не хуже мужиков избили, да еще надсмеялись.
— За что же так?
— Молоко не принесли…
Потом я поинтересовался судьбой советских работников, оставшихся дома. Старик рассказал, как издевались над председателем, как забрали у него хлеб, скотину, как избивали, а потом посадили в тюрьму. Где сейчас председатель, никто не знает.
— Разве же все, касатик, припомнишь, что понаделали эти изверги рода человеческого.
Старик опустил седую голову. Я не утерпел:
— Надо бы все припомнить.
В ответ мой собеседник только посмотрел на меня скорбными глазами.
Колчаковцы своими издевательствами сами агитировали народ за Советы. Из здешних жителей несколько человек ушло добровольно в Красную Армию.
В селе имеется партячейка, правда слабая. Стараюсь помочь ей, чем могу. Вчера два часа беседовал с мужиками в сборне о программе и задачах РКП (б). Крестьяне интересуются кооперативным способом улучшения жизни. В селе существует „Союз кустарей“, производит сани, телеги. Работа на условиях найма, сдельная. Правление свое, из кустарей. При „Союзе“ — общество потребителей под названием „Рубль“.
Провел собрание членов исполкома, помог организовать его работу по отделам. Вынесли постановление об открытии общественной библиотеки-читальни. На праздник Октябрьской революции решили устроить манифестацию-митинг.
Вообще народ здесь активный, боевой. Собрание молодежи прошло в революционном духе. Приняли резолюцию: всем, кто может держать оружие, выступить на защиту Октября. Под резолюцией подписалось даже пять девушек.
Меня особенно радует молодое поколение крестьян. Оно начинает жизнь с чистой верой в Советскую власть.