Красные шипы
Шрифт:
Его слова вызывают давление на мою самую интимную часть, и я чувствую, что отпускаю его, позволяя ему делать со мной и моим телом все, что ему заблагорассудится.
Нет, это разрушит все стены, на возведение которых я потратила годы. Каждый барьер и слой, который я тщательно обернула вокруг себя с той красной ночи. Я не знаю, как мне это удается, но я хватаю его за запястье и отталкиваю его, затем рывком поднимаюсь, чтобы больше не попасть под его чары. Это не останавливает маниакальный подъем и опускание моей груди или
Это не останавливает мою нелогичную потребность в большем или то, как моя кожа дергается от этого, как у наркомана, переживающего ломку. Себастьян остается на диване, широко расставив ноги, и кажется, что ему слишком удобно. Пряди его песочных волос в красивом беспорядке падают на лоб и потемневшие глаза цвета морской волны.
– На случай, если ты забыла, я выиграл, Цундэрэ, и нокаутом, так как ты трижды застонала.
Я прерывисто втягиваю воздух, молясь, чтобы моя кожа не покраснела.
– Это все еще не дает тебе права лапать меня.
Его язык высовывается, увлажняя край верхней губы. Я ловлю себя на том, что имитирую этот жест, вспоминая, как этот же язык обвивался вокруг моего, посасывая и доминируя.
– Тебе понравилось.
Я переключаю свое внимание обратно на него, внутренне встряхиваясь.
– Или, может быть, ты думаешь, что я сделала это, чтобы удовлетворить твое эго в форме члена.
– Я не знал, что ты думаешь о форме моего члена, Наоми.
– Я не думаю.
– Ты только что доказала, что это так.
– Это фигура речи, придурок.
– Моя задница тоже. Неудивительно, что говорят, что самые тихие - самые дикие.
– Я какая угодно, только не тихая. Я просто не люблю говорить, когда в этом нет необходимости, а это происходит большую часть времени.
– Теперь ты говоришь.
– Это потому, что ты выводишь меня из себя.
– О, малышка. Я действую тебе на нервы? Тебе не нравится, как ты таешь рядом со мной, даже если думаешь, что ненавидишь меня?
Мой желудок сжимается от того, как он меня так называет. Малышка. Я всегда думала, что ненавижу это ласковое обращение, что оно кажется банальным, но, по-видимому, это было до того, как Себастьян гребаный Уивер использовал его.
Сколько еще он собирается конфисковать?
Прочищая горло, я кладу руку на бедро.
– Я не думаю, что ненавижу тебя. На самом деле я так и делаю.
– Вот тут-то ты и начинаешь врать. Твой защитный механизм очень милый.
– Не называй меня милой.
– Почему? Обиделась?
– Нет. Я просто не хочу ничего улавливать из твоего неуловимого словарного запаса.
– Ты не знаешь меня, Наоми, так что прямо сейчас ты проецируешь, и не в хорошем смысле.
– Ты тоже меня не знаешь!
– Но я хочу узнать тебя.
Его слова висят между нами, как безмолвная молитва, проникая и требуя большего. Меня охватывает дрожь по телу,
– Почему?
– бормочу я, прежде чем успеваю остановиться.
– Почему что?
– Почему ты хочешь узнать меня получше?
– Почему нет?
– Не играй со мной.
– Я даже не начал играть с тобой. Когда я это сделаю, ты обязательно это почувствуешь. На данный момент я просто говорю тебе правду, но если твоя низкая самооценка не позволяет тебе признать это, это на твоей совести.
Неужели этот ублюдок пришел сюда с такой речью, чтобы залезть мне в голову? Если это так, то, как ни удивительно, он преуспевает.
Он встает, и мне требуется все мое мужество, чтобы не отпрянуть назад. Вблизи его рост более заметен. Как будто его высокие ноги тянутся на многие мили, а широкие плечи поглощают пространство.
По сравнению с этим я похожа на крошечного карлика.
Не совсем, но вроде того. И серьезно, какого черта я ценю разницу в росте и телосложении? Почему я думаю, что он мог бы одолеть меня в мгновение ока?
Я не должна.
Я действительно, действительно не должна.
Глубоко вдыхая, я призываю свою внутреннюю феминистку выбросить из головы всю черную магию, которая сейчас держит мой разум в заложниках.
– Что ты делаешь?
– Я требую.
– Забираю свой выигрыш.
Я скрещиваю руки на груди, чтобы они перестали ерзать.
– Во-первых, я не была согласна на это пари.
– Ты все равно согласилась с этим.
– Это все равно не считается.
– Да, это имеет значение.
С каждым словом он приближается ко мне, пока не возвышается надо мной.
– Ты собираешься это сделать или мне остаться здесь на всю ночь?
– Ты... не можешь этого сделать.
– Я надеюсь, у тебя найдется место для меня в твоей постели.
– Он подмигивает.
– Я могу много двигаться ночью.
Я сжимаю зубы, чтобы сдержать ту чушь, которую собирался сказать, а затем вздыхаю.
– Чего ты хочешь?
– Пойдем со мной.
– Куда?
– Как проигравшая, ты не имеешь права задавать вопросы. Ты просто следуешь за мной.
– Я не сдвинусь с места, пока ты не скажешь мне, куда мы идем.
– Куда-нибудь, где твоя мать не услышит, как ты стонешь.
Мое внимание мгновенно переключается на лестницу. Святой Иисус. Когда он целовал и лапал меня раньше, я совершенно забыла, что мама могла войти к нам в любую секунду. Черт возьми, она могла бы сидеть в первом ряду на протяжении всего шоу, и я бы даже не почувствовала ее. Этот ублюдок так сильно меня зацепил, что я на мгновение забыла, где и кто я, черт возьми. Я бросаю на него злобный взгляд, на который придурок отвечает подмигиванием. Еще одна вещь, которую я раньше ненавидела, но она кажется ему очаровательной.