Красный Кристалл
Шрифт:
Зато Лавар Ксиндара выглядел гораздо успешнее: всё на нём было новенькое, благодаря щедрости Перстня Исполнения Желаний — отчего-то принцесса безмолвно снизошла к его желаниям, как будто он был владельцем волшебного кристалла. У Лёна не было возможности переговорить со своей тайной спутницей и расспросить её о причинах такого расположения к случайному попутчику. Но, он догадывался, что принцесса пытается организовать ему новую дружбу, поскольку старых товарищей он растерял. С печалью вспоминался Долбер, которого оставила в себе зона наваждения.
Все те друзья, с которыми Лён шёл по дорогам Жребия — где они теперь?! И даже ворюгу Кирбита теперь он вспоминал с долей сожаления. Надо же, как они сдружились с ним,
Ксиндара сильно не дотягивал до всех прежних попутчиков Лёна: во-первых, он был очень легкомысленен, даже не смотря на то, что был лет на десять старше дивоярца, во-вторых, в нём чувствовалось что-то ненадёжное, словно тот в любой момент готов оставить своего спасителя, едва ему засветит что-то более выгодное. Недаром Гранитэль так старалась привязать Лавара при помощи услуг, оказанных ему.
Следовало признаться, что сам Лён не приложил к этому ни пальца — всё сделала принцесса, она же молча позволила своему хозяину (если вообще так можно выражаться) присвоить себе всё её заслуги и тем самым создала у Ксиндары иллюзию волшебной силы Лёна. Так что, у спутника были все основания держаться возле своего благодетеля и тем скрашивать его одиночество.
Да, Лён был вынужден признаться сам себе, что не в состоянии терпеть уединение пути, хотя до этого полагал, что любит одиночество. Совершенно очевидно, что Гранитэль знала и понимала его гораздо лучше, чем он сам знал себя.
— Смотри, как прихотлива мода! — стараясь особенно не пялиться на проезжающих богато одетых молодых людей с надменно вздёрнутыми подбородками, шепнул товарищу Ксиндара. — Надо сказать, это гораздо изобретательнее, чем то, что надето на мне! Смотри, какие изысканные прошвы, какие рулики, какая богатая тесьма! Нет, я не хочу сказать, мой друг, что сотворённая вами одежда нехороша — всё же фасон был задан мной! — но эти подкладные плечи, эти буфовые рукава, эти кожаные вставки на штанах — какая мощная портновская находка, какая бездна вкуса! А эти кружева, что скромно выглядывают из-за стоячего ворота — я поручился бы своей головой, что в это вышитое золотом произведение искусства вложены колоссальные средства! О, эти короткие пышные плащи! О, эти прекрасные плечевые пряжки, совсем не то, что простые булавки, скрепляющие ворот плаща через кольцо! О, эти великолепные плащи призваны к тому, чтобы не скрывать изящество камзола и пышность рукавов, и богатство пояса, и пенистый водопад кружев, выглядывающий из-за небрежно запахнутого камзола, а затем, чтобы демонстрировать его! Смотри, у них на верхней одежде нет пуговиц — он скрепляется лишь высоким поясом, который подчёркивает стройность талии! Мы выглядим с тобой, как два провинциала, явившиеся в стольный город, чтобы потешить публику своим потёртым видом!
Вся эта чепуха, произносимая столь благоговейно, рассмешила и рассердила Лёна — оказывается, подарок, преподнесённый Лавару Гранитэлью, уже не так хорош для оборванца, одетого ещё вчера в истлевшие лохмотья! Но, всё же Лён признал, что выглядят они вдвоём действительно несколько провинциально. Никто не угадал бы в молодом всаднике на безукоризненно прекрасном белом коне представителя могущественного Дивояра. Вот конь Лёна и вызывал у прохожих интерес — на него заглядывались и даже откровенно оценивали его стать, а всадник, сидящий на его спине, ловил лишь насмешливые взгляды. Лёна это забавляло, а Лавара приводило в недовольство.
— Ну всё, пошли пялиться! — пробормотал он, запахивая плотнее плащ. Оба товарища припустили дальше по улице, едва заметили, что на них обратили внимание богатые щеголи, выходящие из одного заведения под вывеской «Королевская охота».
Путешественники свернули в тихую уличку, где публика была попроще и победнее. Там они и обнаружили соблазнительное
— Ого! — сказал Лавар. — Это как раз по нам! У вас есть деньги, мой друг? Если нет — я знаю, что богатенькие дивоярцы иной ходят без кошельков, и все блага жизни им доставляет их волшебный дар, — то я предложу банщику в уплату это прекрасное меховое одеяло, которое так предусмотрительно захватил с собой. Что хотите, милый мой, а мне требуется основательная мойка, я так и чувствую хруст песка на своей спине.
Да, эта мысль была весьма недурна — Лён за всё время, что бывал на Селембрис, ни разу не посетил городскую баню. Да что там! Он и в деревенской ни разу не мылся — все эти цивилизованные блаженства ему заменяла какая-нибудь холодная лесная речка. Слава Дивояру, он хоть мыло мог сотворить! Ранее он после приключений на Селембрис возвращался в родную квартиру и мылся, как все люди в его урбанизированном мире, в обыкновенной ванне. Теперь же чудные мысли возникли в его голове, когда он смотрел на это кирпичное здание, разукрашенное по фасаду цветной мозаикой, заменяющей в данном случае рекламу: на картинках молодцеватые банщики почему-то непременно с усами взбивали пышную пену в высоких кадках в то время, как разнеженные клиенты терпеливо ждали их, лёжа на краю бассейна. А далее шли совсем уж обольстительные сюжеты: длинноволосые чувственные красавицы с пышными формами делали массаж распластанным по скамьям посетителям, причём, те и другие приятно улыбались, глядя с фасада здания на улицу.
Меж тем Ксиндара раскатал плотную скатку из мехового одеяла, предусмотрительно пристёнутого к седлу, и теперь потряхивал мех, стараясь придать ему пышный вид.
— Как думаешь, сколько можно выручить за него? — спрашивал он Лёна. — А то я не знаю здешней меры денег.
— Я тоже понятия не имею, — признался тот.
— Конечно! — фыркнул попутчик. — Ты же дивоярец, тебе деньги ни к чему!
— Ну вот что! Хватит издеваться надо мной! — рассердился Лён. — Дивоярец я или нет — не твоё дело! Не нравлюсь — ступай своей дорогой!
— Ба, ба! Что за вспышка? — удивился Лавар. — Ну, прости мне моё неуклюжее чувство юмора. Я вовсе не хотел!
— Ладно извиняться, — буркнул Лён, и в самом деле устыдясь своей несдержанности. Он заинтересовался своей сумкой, которая неожиданно потяжелела — никаких причин этому не было.
Едва открыв сумку, он ещё больше удивился — поверх уже известных ему вещей, скромно притулился весьма увесистый предмет, в котором легко узнавался плотно набитый кошелёк — замшевый мешочек с завязками, в каких в этом погрязшем в глубоком средневековье мире носят деньги! Первая же крупная золотая монета, извлечённая из кошелька, содержала сложный рисунок — с одной стороны герб, а с другой явно королевский профиль.
— Прошу прощения, Лён, — совсем уже искренно сказал Ксиндара, — если я когда в другой раз вздумаю подшучивать над дивоярцем, напомни мне про то, как ты нашёл меня. Однажды моя шутка привела к печальному исходу.
— Чего уж там, — пробормотал Лён, вспомнив, что так и не разузнал у нового попутчика: каким всё же образом тот очутился в столь плачевном положении.
Лавар уже двинул в обход здания бани — в широкие ворота, где тут же очутился в руках прислуги. Его вежливо спешили, лошадь тут же привязали к брусу, подсунув ей охапку сена. Вошедшего следом Лёна точно так же услужливо встретили, избавив от всех забот о лошади — лишь бы клиент не передумал. Здесь был прекрасный сервис и замечательная обстановка. Впервые за все годы Лён знакомился со внутренней жизнью обитателей волшебной страны. Ранее он только путешествовал, и дикие леса были ему ночной гостиницей, а поляны — столовой. Так что, теперь, благодаря более опытному в житейской правде Ксиндаре, он входил в быт страны, которая стала ему второй родиной.