Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольникова
Шрифт:
Бросил телеграмму на стол. Однако не стал развивать эту тему. Подумал, глядя на бумаги. Снова поднял глаза на Раскольникова.
– Вам придётся сегодня же выехать в Новороссийск. Позвоните в Наркомпуть Невскому и попросите его от моего имени приготовить для вас экстренный поезд. Непременно возьмите с собой пару вагонов с матросами и с пулемётом. Между Козловом и Царицыном неспокойно.
Ильич встал, вышел из-за стола, подвёл Раскольникова к зелёной карте.
– Донские казаки перерезали железную дорогу, захватили Алексиково, показал на карте станцию между Борисоглебском и Себряково. – А на Волге настоящая Вандея. Я хорошо знаю приволжскую
Резко повернулся, поспешил назад к столу.
– Сегодня воскресенье, и Бонч-Бруевича здесь нет. Но это всё равно. Зайдите к нему на квартиру поставить печать. Вы знаете, где он живёт?
– Знаю.
Вытащив из стола чистый бланк с надписью в левом верхнем углу «Председатель Совета Народных Комиссаров РСФСР», низко нагнувшись над листком, стремительно застрочил. Кончив писать, протянул листок Раскольникову:
– Желаю успеха.
Мандат удостоверял, что член коллегии Морского комиссариата Раскольников командирован Советом народных комиссаров по срочному и важному делу в Новороссийск, в связи с чем всем гражданским, военным и железнодорожным властям надлежало оказывать ему всяческое содействие…»
По пути в Новороссийск, в Царицыне, Фёдор встретился с находившимся там наркомом национальностей Иосифоом Сталиным, который также заявил о себе как о стороннике затопления флота. В Тоннельной Раскольников встретился и с оставившими Новороссийск Лучиным и Авиловым-Глебовым, подробно сообщившим Фёдору Фёдоровичу о положении дел в эскадре.
До окончания немецкого ультиматума оставались уже считанные часы – поэтому 18 июня в пять утра в Новороссийск прибыл товарищ Раскольников с мандатом Ленина. Те, кто хотел спасти корабли, уже уплыли в Новороссийск. Команды оставшихся судов были хорошо обработаны. Раскольников быстро и решительно организовал затопление оставшейся части флота. Несмотря на то, что были сторонники сохранения флота, которые предлагали другие варианты решения проблемы – к примеру, перебазирование флота в нейтральные порты, – Расколы ников любым средствам переубеждения предпочёл насилие: несогласных с затоплением флота он объявлял «врагами революции» со всеми вытекающими последствиями.
В книге «Правда о потоплении Черноморского флота в 1918 году», вышедшей пять лет спустя после этих драматических событий (в 1925 году), Владимир Андреевич Кукель счёл необходимым отметить следующее: «Не могу не отметить резко бросившуюся в глаза разницу между деятельностью представителей центрального правительства – Вахрамеева и Раскольникова. Несмотря на то, что Раскольников прибыл в Новороссийск лишь ранним утром 18 июня, среди окончательно уже деморализованных к тому времени масс появился, благодаря его влиянию, резкий перелом. Потопление судов сразу приобрело общую симпатию, что несомненно сильно способствовало успеху».
В 1928 году другой участник этой операции – Семён Михайлович Лепетенко – писал в шестом номере «Морского сборника, что «с приездом Раскольникова начавшее было падать настроение стало быстро подниматься. Многие из матросов и поныне утверждают, что, если бы Раскольников с его авторитетом среди моряков, свойственной ему тактичностью и энергией, явился в Новороссийск хотя бы за день до ухода части судов в Севастополь, флот удалось бы затопить весь полностью. Я с Куке л ем вполне разделяю это мнение».
В тот же день команда «Керчи», предварительно заложив в машинное отделение каждого корабля взрывные патроны, с короткой
«Уже с берега, – писал об этом всё тот же Владимир Савченко, – наблюдал Раскольников за последним актом драмы. Наблюдал не он один, весь город высыпал к морю. Пристань, набережную, мол сплошь усеяли люди. Около цементного завода стояли на берегу рабочие, взбирались на известковые насыпи, откуда были видны вы веденные из гавани, поставленные на внешнем рейде в ряд беспомощные корабли.
Первым пошёл ко дну «фидониси», взорванный самоходной миной, которую выпустила по нему «Керчь». От взрыва эсминец окутался клубами дыма, когда дым отнесло в сторону, все увидели – передний мостик обрушился, кормовая рубка помята, обе мачты сломаны. Нос корабля приподнялся кверху, и вдруг, будто по ледяной горке, корабль заскользил вниз – и скрылся под водой. Потом один за другим взрывались и, быстро наполняясь водой, шли ко дну остальные эсминцы, тонули под развевавшимися красными флагами, с сигналом, поднятым на мачте: «Погибаю, но не сдаюсь».
Меньше чем за полчаса с эсминцами было покончено. Оставалась «Свободная Россия». С «Керчи» сделали залп по линкору из двух минных аппаратов. Одна мина прошла под килем корабля, другая взорвалась под носовой орудийной башней. Клуб чёрного дыма, поднявшийся из воды, закрыл серый борт корабля до боевой рубки. Корабль, однако, держался на воде. Ещё две мины, поразившие линкор в кормовой части, не изменили положения корабля. На «Керчи» нервничали, кончался запас мин, а бронированная громада не поддавалась. Пятая мина чуть не потопила саму «Керчь», что-то случилось в её механизме, и она заметалась в воде, меняя направление, то отдаляясь от миноносца, то вдруг направляясь прямо на него. Наконец, неожиданно вынырнув из воды, переломилась надвое и вмиг затонула.
Свободная Россия – линкор (с 1917 г.)
Шестая мина ударила в самую середину линкора. Густой белый дым окутал весь корабль. Дым рассеялся, и стали видны во многих местах огромные пробоины. Корабль, покачиваясь, начал медленно крениться на правый борт. Посыпались, перекатываясь по палубе, паровые катера, шлюпки. Тяжёлые круглые башни с двенадцатидюймовыми орудиями, отрываясь от палубы, катились по гладкому настилу, сметая всё на своём пути, и обрушивались в море, подымая столбы брызг. Через несколько минут корабль перевернулся, подняв кверху обросший тиной и ракушками тёмный киль, но ещё с полчаса держался на поверхности, будто губка, пропитываясь водой, пока не ухнул в пучину, образовав бурно кипящий водоворот.
Люди на берегу, как на похоронах, обнажили головы. Слышались сдавленные рыдания…»
(Лев Никулин запомнил слова, которые были сказаны Ларисой Рейснер по поводу затопления кораблей в Новороссийске, а также об эсерах и о себе:
– …Трагедия? – воскликнула она. – Да, трагедия. Но революция не может погибнуть! А левые эсеры – кокетки. Только путаются в ногах…
Этим левым эсером был писатель, учёный-филолог, теоретик кино Виктор Шкловский, который участвовал в февральской революции, был эмиссаром Временного правительства на Румынском фронте, а из рук Корнилова получил Георгиевский крест.)