Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольникова
Шрифт:
Председатель Ленин сидел не лицом к собранию, а спиной и во время речи оратора вполоборота поворачивался к нему и внимательно слушал, поглядывая на часы: регламент был строгий – Владимир Ильич не любил «болтовни», как он выражался, оратору полагалось три минуты. Слушая речь, он в то же время тонким, косым почерком писал записки присутствующим: запрашивал о каком-нибудь деле, что-то напоминал, давал новые поручения.
Глебов-Авилов уныло докладывал о забастовке почтовотелеграфных служащих. По предложению Ленина Совнарком решил объявить забастовщиков уволенными со службы и перешёл к обсуждению бюджета. Нового бюджета в ту пору ещё не было, а временно, до конца 1917 года, оставался в силе старый бюджет Временного правительства. Все наркомы
– Слово «ежедневно» подчеркните и следите за исполнением, – добавил он Горбунову.
Николай Петрович, сверкнув очками, взглянул на Ленина и безмолвно кивнул головой.
По окончании заседания Владимир Ильич отвёл меня к окну и сказал:
– Для сокращения морского бюджета вам нужен хороший специалист. Вы поезжайте к Гуковскому и передайте ему от моего имени приглашение на работу. Это хороший спец по финансам. Он когда-то работал в Баку, был в нашей партии, но потом, в эпоху реакции, как многие интеллигенты, отошёл от партии. В последнее время он состоял маклером Петербургской биржи.
В кабинет вошёл Сталин. Его лицо было сумрачно, в руках вилась длинная бумажная лента – результат переговоров по прямому проводу с Киевом, где Украинская Рада отложилась от советской Москвы. Ленин и Сталин ушли совещаться в соседнюю маленькую комнату, где стояла солдатская койка, на которой иногда ночевал Ленин.
Через просторную канцелярию, где шумно стрекотали «ундервуды», я прошёл в столовую и выпил стакан крепкого, обжигающе-горячего чая. Наутро я поехал к Гуковскому – он жил где-то на Петербургской стороне. Среднего роста, широкоплечий, с рыжеватой бородой и усталыми глазами, Гуковский принял меня очень приветливо и сразу, без тени колебания, согласился поступить на советскую службу. Ему очень польстило, что приглашение исходило лично от Ленина. Он охотно согласился сократить бюджет Народного комиссариата по морским делам.
– Только мне трудно докладывать каждый день о сделанных сокращениях, – добавил он. – Конечно, я могу сегодня вычеркнуть одну статью, завтра другую, но это будет неправильно. Гораздо целесообразнее изучить весь бюджет и тогда уже сразу произвести сокращения; по всем статьям и параграфам.
Такой деловой подход мне очень понравился.
– Хорошо, я доложу ваше мнение товарищу Ленину.
Вечером, когда кабинет Ленина проветривался перед заседанием Совнаркома, я в одной из больших комнат Смольного рассказал Владимиру Ильичу о поездке к Гуковскому. Разговаривая, мы ходили взад и вперед по крашеному полу. По военной привычке, я старался попасть в ногу собеседника. Большие пальцы обеих рук Ленина были заложены в верхние жилетные карманы.
– Какое впечатление произвел на вас Гуковский? – внезапно остановившись, спросил Владимир Ильич, прищурился и пристально посмотрел мне в глаза.
– Очень хорошее, – ответил я, – он сразу взял быка за рога.
Владимир Ильич обрадовался и согласился, чтобы доклад о сокращении сметы Морского комиссариата был заслушан по окончании всей работы Гуковского. Я познакомил Гуковского с бывшим адмиралом Максимовым по прозвищу «Пойка» – он заведовал всеми хозяйственными делами комиссариата, – и они дружно приступили к работе. Через две недели пересмотр бюджета был закончен: сокращение дало экономию в десятки миллионов рублей. Первый дебют Исидора Эммануиловича Гуковского на советской службе оказался удачен: Владимир Ильич Ленин остался доволен его работой…»
(На самом деле сокращение бюджета Морского комиссариата станет причиной задержки
В ноябре – декабре 1917 года началась мощная агитационная кампания на фабриках и в казармах Петрограда. Типичным образцом речей того времени может быть выступление большевика Фёдора Раскольникова, произнесённое им на митинге в петроградском цирке «Модерн», где он, в частности, говорил: «Учредительное собрание откроется, когда наберётся его 400 членов. Но мы, революционеры, не признаём фетишей, мы не дикари, мы не принимаем слова за их красоту, мы воспринимаем вещи в их реальности. Нам нужно Учредительное собрание, чтобы ратифицировать декреты о мире, о земле, о рабочем контроле. Если нет, мы его разгоним. Если это Учредительное собрание покажет себя прислужником контрреволюционеров, трепещущим перед буржуазией, я буду там и скажу вам, товарищи: возьмите ваши винтовки, и мы его распустим» (всеобщие аплодисменты).
5 января 1918 года было созвано Учредительное собрание, о начале работы которого первым объявил Яков Свердлов. В одну минуту большевики появляются в зале, а Яков Михайлович, председатель ВЦИКа, быстрыми шагами вбегает на трибуну, одной рукой отодвигает говорящего и громким металлическим голосом, от имени Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, объявляет открытие Учредительного собрания.
Несколько выразительных штрихов к этому рассказу добавил Фёдор Фёдорович Раскольников: «Лишь только на трибуне появилась осанистая фигура Швецова, мы, члены большевистской фракции, тотчас организовали обструкцию. Кто-то из наших схватил Швецова за рукав, собираясь стащить его с трибуны. В течение нескольких минут мы своим шумом буквально заглушили голос Швецова. Товарищ Свердлов отобрал у него звонок и с властной уверенностью отстранил его в сторону…»
Так Яков Михайлович и его товарищи «делали историю».
В третьем часу ночи Фёдор Фёдорович Раскольников от имени большевиков заявил, что, «не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти депутатов окончательное решение вопроса об отношении
к контрреволюционной части Учредительного собрания», после чего приказал Железнякову очистить зал. Так из уст Железнякова прозвучала знаменитая на всю страну его фраза: «Караул устал», – и таким образом «вопрос о власти» в России был решён на ближайшие семь десятилетий.
Учредительное Собрание
«Утром следующего дня, – писал впоследствии в журнале “Огонёк” Леонид Млечин, – нарком по военным и морским делам Павел Дыбенко и его заместитель Фёдор Раскольников явились к Владимиру Ильичу – рассказать ему, как разогнали Учредительное собрание. Выслушав их, тот “долго и заразительно смеялся”».
«Разгон Учредительного собрания, – довольный сказал Ленин, – есть полная и открытая ликвидация формальной демократии во имя революционной диктатуры. Урок будет твёрдый».
Один из руководителей немецких социал-демократов Отто Браун, потрясённый происшедшим, писал в партийной газете «форвертс»: «Советский коммунизм, который Ленин навязал России, располагая всего четвертью мест в парламенте, представляет собой «военную диктатуру, равной которой по жестокости и беспощадности не было даже при позорном режиме царей…» А ещё недавно немецкие социал-демократы были союзниками и единомышленниками российских! Демонстрацию в поддержку Учредительного собрания расстреляли. Количество жертв установить так и не удалось…