Красный падаван
Шрифт:
Молотов вздохнул, сперва тяжело, потом с некоторым облегчением. Немного подумал, блеснул стёклами пенсне и вздохнул уже скептически:
— Всё-таки с ответом на второй вопрос пока неясность. Что обещать американцам в качестве оплаты?
— Золото и бриллианты, — сказал Сталин с предельно серьёзным видом. — А также антиквариат, старинные иконы, предметы роскоши. В форме соответствующих обязательств.
— Это как же понимать? — совсем уж охнул Молотов, крупно вздрагивая лобастой головой. — Гохран разорять будем, Алмазный фонд, испанку?..
— Разорять
— Как же — «изготавливаться»? Что ли, подделывать будем?
— Технология управляемого старения освоена нами на достаточном уровне, — подал голос Берия. Он опоздал к началу совещания и теперь, видимо, наслаждался происходящим. — Ни с экспертизой, ни с сырьём… проблем не возникнет.
— Я не понимаю, — сказал Молотов, — что же, они нам, допустим, алюминий, автомашины, каучук, всё настоящее — а мы будем подделки?.. Как ни крути, союзники же, помощь…
— Лучше расплачиваться поддельными иконами и фальшивыми драгоценностями, чем жизнями советских людей, — жёстко сказал Сталин. — Единственной неоспоримо реальной помощью со стороны западных так называемых союзников стало бы немедленное вступление Североамериканских Штатов в войну, открытие второго фронта на европейском театре. До тех пор, пока этого не произошло, мы вынуждены рассматривать любые поставки в рамках «ленд-лиз» в качестве полумеры, направленной на оттягивание вступления САСШ в войну.
— Да откупаются они, чтоб самим, значит, не воевать. Мол, и Гитлера нельзя допустить, и мы чтоб, значит, побольше кровушки пролили.
— Спасибо, товарищ Тимошенко, ваше мнение принято к сведению.
— Извините, товарищ Сталин, душа ж болит…
— Болеть нам сейчас некогда. Нам сейчас необходимо обеспечить расширение программы «ленд-лиз». Вам всё понятно, товарищ Молотов? Хорошо. В работе с американской делегацией исходить будете из пакета предложений товарищей Вознесенского, Ванникова и Микояна.
— И Тимошенко, — сказал Тимошенко.
— И Тимошенко, — с еле заметным вздохом согласился Сталин.
— И… — попытался сказать Берия.
— А вот это не стоит. С предложением товарищей Шахурина и Яковлева мы ознакомились, но вопрос с авиационным алюминием будет решаться иным путём.
— Кхм, кхм, — снова затянул Молотов, скептически поправляя пенсне.
— Кхм… Гхм… а, зараза! Лейтенант, старшой! Ты как здесь оказался?
Снесённый бегущим Мясниковым артиллерист Гхмертишвили поднялся и огляделся по сторонам, рассеянно отряхивая галифе. Коля подобрал с пола и протянул ему обмотанную мешковиной палку, выбитую из рук при столкновении.
— Знамя хочу повесить, на башню снаружи. Здравия желаю, товарищ майор.
— Знамя? — удивился Мясников. — А да, верно. Молодец,
«А заскучал грузин», — подумал Коля. — Орудий-то всё равно в лагере было мало, а артиллеристов, поди, много — кто с Большой земли, кто из окруженцев. Полковники, майоры и прочие капитаны азартно порасхватали себе все пушки, а скромный лейтенант Гхмертишвили, первое-то время бывший незаменимым, оказался, прямо скажем, не у дел. Вот и рвался — то в пехоту, то флаг вешать.
— Нельзя крепости без флага, праздник же.
— Убедил. Свободен, так держать. Половинкин, не спи, не спи для разнообразия.
— Я не сплю, товарищ майор, — пробормотал Коля, вываливаясь вслед за Мясниковым на площадку перед внутренними ангарами.
Он уже знал, что инопланетные истребители шасси не имели, а на рёбра светопоглощающих поверхностей могли садиться лишь в крайнем случае, с риском обломить края этих самых поверхностей. В качестве стартовой и посадочной позиции СИД-аппараты использовали особые горизонтальные стойки, типа вешалок для пальто, только без крючков. Поэтому индивидуальные ангары с эстакадами были организованы прямо в крепости на седьмом этаже, то есть — ярусе. Очень удобно: с одной стороны самолёты вылетали и возвращались, а с другой — изнутри — обеспечивался полный доступ для пилотов, механиков и прочего соответствующего люда.
Сейчас на площадке возле второго — единственного занятого — ангара переминался с ноги на ногу крепкий скуластый паренёк в основательно умятой военной форме.
— Уф, — сказал Мясников, утирая четырёхпалой ладонью пот, — до чего ж я старый.
Паренёк пошкрябал ногтями пустую кобуру на поясе, разочарованно расправил плечи и сказал:
— Стой, кто идёт.
— Свои. Представьтесь по форме.
— Старший сержант Кожедуб, — недобро блеснув глазами, ответил старший сержант Кожедуб.
— Майор Мясников. Твоя машина?
— Допустим, моя, товарищ майор.
— Водить умеешь?
— Допустим, пилотировать. Я лётчик, вообще-то, лычки видите?
— Дерзишь, лётчик.
— Виноват.
Ни малейшего раскаяния в его голосе, впрочем, не услышалось. Коля неожиданно почувствовал симпатию к этому скуластому упрямому парню.
— Что за машина?
— С какой целью интересуетесь?
— СИД-бомбардировщик, — уверенно сказал Половинкин, заглядывая в ангар через полуприкрытую панель ворот. — В атмосфере — до восемьсот пятидесяти в час.
— А ты откуда… а, ну да, конечно, — сказал Мясников, — только не «восемьсот», а «восьмисот».
— Отойдите от ангара, — хмуро сказал Кожедуб, ревниво зыркая на Колю, — буду вынужден.
— Слышь, аэратор… то есть авиатор. В кабину пару-тройку пассажиров принять возможно? Да хватит зыркать тут, отвечай.
— А я вам не подчиняюсь, между прочим.
— Щас подчинишься, — зарычал Мясников, запуская руку за пазуху, — на, читай. Читать умеешь для разнообразия? Читай.
Кожедуб читал, тщательно сравнивая фотографию с личностью товарища майора.