Красный Петух
Шрифт:
Один длинный стол был отдан под сортировку вещей пары Хернберг – Хедлюнд. Пронумерованные предметы раскладывались в три кучки здесь же на столе: одна кучка – для Хедлюнда, одна, в середине, для "или – или" и третья – для Хернберг.
Карл взял несколько ксерокопий и отправился в поход вдоль стола, время от времени листая или просто переворачивая книги, исписанные листки, фотографии, протоколы собраний и другие бумаги. Делал он это без особого любопытства, да ему и как-то неловко было влезать в частную жизнь
То, что взяли из их общей библиотеки, особого интереса не вызвало. "Подозрительной" литературой оказались Ленин и Сара Лидман. Но Карл почувствовал, что литературу отбирала совсем неопытная рука. Для полной картины стоило бы еще раз просмотреть книжные полки и то, что еще оставалось в доме. Он отметил кое-что любопытное, решил пока не морочить себе голову корреспонденцией – ею должен был заняться Аппельтофт – и добился разрешения поехать домой к Хернберг и Хедлюнду изучить неконфискованное.
И Фристедт, и Аппельтофт были едины в том, что прежде всего надо заглянуть к Петре Хернберг, поскольку там можно было бы узнать что-нибудь о Хедлюнде. Сам он на вопросы отвечать решительно отказался.
Накануне вечером Петра Хернберг была на коротком, преднамеренно запутанном и грубом допросе (закон предписывает: задержанный или арестованный должен без промедления получить письменное обвинение и имеет право воспользоваться помощью адвоката). Имелась краткая запись этого допроса, из коей, как и ожидалось, явствовало, что девушка отказалась признать себя виновной в незаконном хранении оружия и в участии в убийстве. Последнее несколько озадачивало.
– Вы действительно спрашивали ее об участии в убийстве? – удивился Аппельтофт, когда он и Фристедт встретились с двумя лучшими следователями на "фирме".
– Да, спрашивали. Ведь утверждалось, что именно в этом дело, не правда ли? – Они заполучили девушку, а потом бросили жребий, кто будет играть "хулигана", а кто – доброго "спасителя". Хулиган и начал накручивать. А сейчас она сидела в комнате для допросов совсем одна.
– Ну и как она? – спросил Фристедт.
Оба следователя считали, что она все еще находилась в шоковом состоянии, но уже начала приходить в себя. Петра производит впечатление интеллигентной девушки и, конечно же, начнет рассуждать, если не спешить и не прибегать к провокациям.
Фристедт и Аппельтофт получили разрешение на беседу с Петрой Хернберг максимум на два часа. Когда они вошли в комнату для допросов, она сидела с отсутствующим взглядом.
– Привет, меня зовут Арне, а коллегу Эриком, – приветствовал ее Фристедт и сел. – Мы ведем другое расследование, здесь же, в этом здании. Но оно связано с твоим арестом, вот почему мы хотели бы
Тон у Фристедта был корректным, дружеским и убедительным. Он обладал способностью спрашивать о тяжкой вине так, что казалось, он просит разрешения зажечь трубку.
Она кивнула, поднялась со своего места и села напротив письменного стола, за которым устроился Фристедт. Петра была мила, следила за собой, и ее легко было представить в белом халате за аптечным прилавком. Она была именно такой. Вполне возможно, что она действительно просто девушка из аптеки, подумал Аппельтофт. Он сидел чуть поодаль и, стараясь не привлекать к себе внимания, изучал ее.
– Зачем вы это сделали с нами? – спокойно спросила она.
Фристедт полистал бумаги, лежавшие перед ним на столе, делая вид, что ушел в них с головой.
– Была большая облава во многих местах, хотя ты, конечно, об этом и не знаешь, – сказал Фристедт.
Девушка покачала головой.
– Тебя подозревают в незаконном хранении оружия и в заговоре с целью убийства? Но ты, я вижу, отрицаешь это, – продолжил Фристедт невозмутимо.
– Какое незаконное хранение оружия, я в это не верю, и что такое заговор? Вы что, думаете, что я убила кого-то?
Полицейские молча пристально разглядывали девушку, потом Фристедт продолжил игру.
– Что касается незаконного хранения оружия, то речь идет о двух вещах. Охотничье ружье, не очень-то примечательное, но ты знаешь об этом?
– Это – что висит на стене? Но это же антикварная вещь, что-то наподобие пищали, и вы считаете, что мы сидим за...
– Это не так уж важно. Ну а патроны к китайскому автомату, что ты скажешь об этом? – прервал ее Фристедт. Следующий момент был очень важен, и оба комиссара бессознательно затаили дыхание.
Девушка погрузилась в себя, то ли не совсем поняв, о чем речь, то ли прекрасно разыгрывая спектакль.
– Что-то я не понимаю, о чем вы говорите, – ответила она наконец.
– Магазин к китайскому АК-47... Знаешь такой автоматический карабин с крутящимся магазином? – бесстрастно продолжал Фристедт.
В глазах девушки появился огонек.
– А-а, – сказала она, – только это. Он уже годы валялся в каком-то ящике; это же сувенир, возможно, ребячество, но, в общем-то, ненужная вещь. Эту безделушку я привезла с собой из Бейрута давным-давно.
– Зачем? – коротко и уверенно спросил Фристедт.
– Ребячество... Но... э-э... там обычно делали ожерелья из гильз к этому "Калашникову" или "клашникову", как они называли. Брали гильзы, делали в них дырки и вешали на шею. "Революционно", говорили они, вместо всяких там наград, понятно?
– А от кого ты получила его?
– От одного палестинца, в которого была влюблена и имя которого не собираюсь называть.
– Ладно, ладно. Но ожерелья-то не получилось?