Красный сфинкс
Шрифт:
— Сударь, данная новость пробудила в моей душе множество воспоминаний и сомнений, и я решила, что лучше ничего вам не говорить, пока вы сами об этом не узнаете и не обдумаете, к каким последствиям это приведет.
— Я совсем вас не понимаю, сударыня, и, признаться, поскольку вы никогда не говорили о государственных делах и о войне…
— О! Мужчины слишком презирают слабый женский ум, и нам не следует говорить о подобных вещах.
— А вы утверждаете, что они ошибаются, — произнес
— Без сомнения, ибо подчас мы могли бы давать вам неплохие советы.
— Если бы, к примеру, я спросил ваше мнение о положении, в котором мы оказались, какой совет вы бы мне дали?
— Прежде всего, сударь, — сказала графиня, — я напомнила бы вам, сколько раз герцог Савойский проявлял по отношению к вам неблагодарность.
— Это излишне, сударыня, — я помню, и всегда буду помнить о неблагодарности герцога.
— Кроме того, я сказала бы вам: вспомните о туринских празднествах, во время которых государь, способствовавший нашему браку, делал мне предложения, оскорбительные для вашей и моей чести.
— Я помню об этих предложениях, сударыня.
— Еще я бы сказала вам: не забудьте, как жестко и грубо он приказал вам покинуть замок в Риволи и ждать прихода французов в Пиньероле!
— Я все помню и жду лишь подходящего момента, чтобы доказать это герцогу.
— Что ж, сударь, этот момент настал — вы находитесь в том положении, когда человек становится властителем своей судьбы и может сам выбирать себе будущее. Что вы предпочитаете: рабство у жестокого и надменного господина или свободу с почетным званием и огромным состоянием?
Граф удивленно посмотрел на жену и произнес:
— Признаться, сударыня, я тщетно пытаюсь понять, куда вы клоните.
— В таком случае, я поставлю вопрос ясно и четко.
Удивление графа возросло.
— Брат Джачинты состоит на службе у графа де Море.
— Внебрачного сына короля Генриха Четвертого?
— Да, сударь.
— Ну, и что, сударыня?
— Так вот, позавчера кардинал де Ришелье заявил в присутствии графа де Море, что он готов заплатить миллион человеку который вручит ему ключи от Пиньероля!
В глазах графа появился алчный блеск.
— Хотел бы я посмотреть на этот миллион, — сказал он.
— Вы увидите его, когда пожелаете, сударь!
Граф судорожно сжал свои руки.
— Миллион, — пробормотал он, — вы правы, сударыня, над этим стоит призадуматься; но откуда же вы узнали, что такая сумма предложена?
— Очень просто: граф де Море взял дело в свои руки и послал Гаэтано с приказом прощупать почву.
— Поэтому-то Гаэтано и явился вчера вечером навестить сестру?
— Вот именно, а Джачинта попросила меня его принять; таким образом, он рассказал
— А почему оно должно сорваться? — спросил граф.
— В том случае, если бы вы отказались!.. Это было не исключено.
Граф на миг задумался.
— Какие гарантии мне будут предоставлены? — осведомился он.
— Деньги.
— А какие гарантии потребуют от меня?
— Залог.
— Какой залог?
— Все очень просто: перед началом осады вы удалите вашу жену из крепости, которую решили защищать до последнего. Вы отправите меня к моей матери в Селамо, где я буду ждать, когда вы сообщите мне, в каком из французских городов мы должны встретиться.
— Как будет уплачен этот миллион?
— Золотом.
— Когда?
— Когда в обмен на золото, которое принесет вам Гаэтано, вы вручите ему акт о капитуляции с вашей подписью и разрешите мне уехать.
— Пусть Гаэтано возвращается сегодня вечером вместе с миллионом, а вы приготовьтесь к отъезду.
В восемь часов вечера граф де Море под тем же именем Гаэтано доставил в Пиньерольскую крепость мула, нагруженного золотом, как он обещал кардиналу де Ришелье, и уехал оттуда вместе с графиней, как обещал себе.
Матильда везла договор о сдаче города, помеченный послезавтрашним числом, чтобы кардинал успел приступить к осаде крепости. Гарнизону было позволено покинуть Пиньероль со всем своим имуществом.
XXI. ОРЕЛ И ЛИС
Через день кардинал де Ришелье вступил в Пиньероль; в то же время Карл Эммануил покинул Турин, чтобы оказать поддержку гарнизону крепости.
Однако в трех лье от Турина разведчики герцога известили его, что навстречу их войскам движется воинская часть, насчитывающая приблизительно восемьсот человек, с савойскими знаменами.
Карл Эммануил послал одного из офицеров узнать, что это за часть; к великому изумлению герцога, офицер доложил, что это пиньерольский гарнизон, возвращающийся в Турин, так как крепость была сдана французам.
Данное известие ошеломило Карла Эммануила.
— Проучите хорошенько этих мерзавцев, — сказал он, указывая на несчастных, которые были ни в чем не виноваты, ибо сдались не они, а комендант крепости, — и, если можно, так, чтобы ни один из них не остался на ногах.
Приказ был точно исполнен, и три четверти солдат были перебиты.
Следовало смириться с неизбежностью. Герцог обратился к главнокомандующему испанскими войсками Спиноле и командующему немецкой армией Коллальто, находившимся в Италии, призывая их помочь ему разгромить французов.