Красный сфинкс

Прашкевич Геннадий

Умер 16 июля 1979 года в Москве.

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ПЛАВИЛЬЩИКОВ

Родился 17 (30) мая 1892 года.

Доктор биологических наук, действительный член Энтомологического общества (с 1912 года), профессор. Окончил классическую гимназию, затем Естественное отделение Московского университета. В студенческие годы работал в энтомологическом семинаре профессора Г. А. Кожевникова. Тогда же начал работу в Зоологическом музее Университета, став фактическим хранителем энтомологического отдела. «Первая опубликованная Н. Н. Плавильщиковым работа „Жуки-усачи Калужской губернии“, – писал биолог О. Л. Крыжановский, – появилась в 1912 году, а к моменту окончания университета (1917) он уже был автором полутора десятков

опубликованных работ по фаунистике и систематике…»

С 1917 по 1919 год – ассистент кафедры зоологии.

С 1919 по 1921 год – ученый хранитель Зоологического музея.

С 1918 по 1933 годы преподавал общую биологию и зоологию в специальных и высших учебных заведениях, руководил биологической лабораторией Политехникума им. Плеханова, где выполнил ряд экспериментальных работ. С 1933 по 1941 годы обрабатывал жуков-дровосеков для энциклопедической серии «Фауна СССР». В 1941 году вернулся в Зоологический музей и работал в нем до конца жизни.

«Бабочки у него были: гигантские орнитоптеры, летающие в лесах Индонезии и Австралазии, и крохотные моли, – так начинается научно-фантастическая повесть Н. Н. Плавильщикова „Недостающее звено“. – Орнитоптеры привлекали его величиной и благородной окраской, в которой черный бархат смешивался с золотом и изумрудами. Моли нравились ему по другой причине: расправить тончайшие крылья этих крошек было очень трудно…» И дальше: «Он смотрел на большую стрекозу с бирюзовым брюшком, летавшую кругами вокруг него. Стрекоза хватала на лету комаров. Иногда оторванное крылышко комара падало, кружась у самого лица Тинга, тогда он видел, как оно переливалось перламутром в колючем луче…»

Монголия, Корея, Япония, Индия, Иран, Мадагаскар, вся Россия – не было такого уголка на планете, откуда бабочки, моли и жуки не попадали бы в руки профессора Н. Н. Плавильщикова. Одних только жуков-дровосеков в его уникальной коллекции было более 50 000 экземпляров. «Эти жуки – не очень-то приятные насекомые, – писала Марта Гумилевская. – Это вредители. Они откладывают свои личинки в стволах деревьев. Тоненькая, маленькая личинка вбуравливается в ствол. Работает она не спеша, не торопясь, прокладывает и прокладывает себе канал, впитывая в себя древесные соки и выбрасывая прочь труху. Целый год идет она вперед и еще год движется обратно. За это время она растет, увеличивается, толстеет, становится уже в полпальца величиной. Перед выходом из канала она останавливается и ставит себе перегородочку. Больше она уже не грызет. Теперь она окукливается. Из куколки выводятся жуки, они пробивают перегородку, вылетают наружу, живут, откладывают яички, из яичек образуются личинки, и все начинается сначала… Усачи-дровосеки портят отличный строевой лес, делают его непригодным. Жуков-дровосеков нужно уничтожать. А для этого их нужно изучить. Чем Николай Николаевич и занимался…»

К помощи Н. Н. Плавильщикова обращались крупнейшие зоологические музеи СССР, он активно участвовал в научной обработке энтомологических коллекций для музеев Лондона, Парижа, Берлина, Вены, Праги. «Если бы вы случайно попали в квартиру Николая Николаевича, – писала Марта Гумилевская в предисловии к редкой сейчас книжке Н. Н. Плавильщикова „Кто-то на дереве“ (1968), – не зная, чья она, вы сразу бы поняли, что здесь живет ученый. Об этом говорят и бесконечные полки с научными книгами и большие коллекции насекомых, загромождающие комнаты и коридоры. Эти коллекции помогли бы вам определить специальность ученого: он несомненно занимается изучением насекомых, он – энтомолог. А когда вам назовут имя хозяина дома, вы сразу же вспомните его любопытнейшие рассказы по радио и книги, которые наверное читали…».

«Я иду домой с далекой прогулки, вернее – плетусь, с трудом переставляя ноги, – писал сам Плавильщиков. – Колени словно чужие, поясницу ломит, голову напекло солнцем. Я едва вижу узкую тропинку, а широко раскрыть прищуренные глаза не могу: они так устали, что их, словно ножом, режет солнечный свет. И все же я счастлив. Счастлив! Простояв полдня, пригнувшись к полувысохшему кустику посреди выгоревшего от зноя пустыря, я увидел, как маленькая гусеница устроила себе дом, стянув

шелковинкой края листа…»

«Вот пример из книги Николая Николаевича „Занимательная энтомология“, – вспоминала Марта Гумилевская. – Автор рассказывает о том, что он идет мимо обыкновенного деревянного забора на краю дачного поселка. На заборе – комочек сухих былинок. Вы бы прошли мимо, решительно ничего не заметив: мало ли сухих былинок пристало к доскам! Но острый, наблюдательный глаз Николая Николаевича задерживается на них. Ученый останавливается. Следит. Ara! Комочек зашевелился. Ну, разумеется, это не просто сухие былинки. В них скрыта жизнь. Под ними – домик гусенички бабочки психеи-мешочницы; с виду неказистый, он изнутри выложен шелком и атласом. Сейчас, в первые дни лета, гусеничка превратится в куколку. Из нее выведутся бабочки, а потом бескрылая самка психеи отложит яички и умрет… Но у этой бабочки, точнее, у ее гусеничек есть свои секреты, которые ученому хочется разгадать. И он ставит опыты. Он собирает неказистые комочки с забора – их тут много – и уносит к себе домой. Настало время, появились бабочки, самки отложили яички, из них стали выводиться гусеницы. „Как вы думаете, – хитро прищурившись, спрашивает ученый читателей, – что они прежде всего станут делать? Есть? Вот и ошиблись! Они начнут одеваться! Редкостные гусеницы, они никак не хотят ходить раздетыми!“ Вот они скоблят пушок с листьев ястребинки, которые им подложил ученый, скоблят и сбивают прочные комочки, как бы нанизывают их один к другому, словно бусы. Ниточки бус превращаются в поясок, этим пояском гусеничка обматывает себя, а потом прикрепляет – „пришивает“ к нему другие бусинки. Получается в результате колпачок. Эта крошка работает с таким искусством, будто ее кто-нибудь обучал. Но ведь она решительно ничего не соображает: инстинкт, врожденные повадки – вот сила, руководящая ее поступками…»

Постоянная углубленность делала Николая Николаевича рассеянным. Родные, смеясь, говорили, что, знающий «в лицо» десятки тысяч жуков, он на улице может не узнать хорошего знакомого. Но на фотографии, подаренной мне (еще в мои школьные годы, – Г. П.), Николай Николаевич написал: «Смотреть мало, надо видеть! Учись видеть». Такие книги Н. Н. Плавильщикова, как «Очерки по истории зоологии» или, скажем, «Гомункулус» или «Краткая энтомология» до сих пор являются настольными книгами для любителей природы, а на точных и невероятно занимательных переработках книг Ж. Фабра и Альфреда Брэма выросло не одно поколение.

«Как я писал „Недостающее звено“? – (письмо от 4 апреля 1958 года, – Г. П.). – Очень часто спрашивают – не у меня, а вообще: как вы работаете; просят: расскажите, как писали такую-то вещь. На эти вопросы нельзя ответить точно: всегда отвечающий будет ходить вокруг да около и спрашивающий не услышит того, что ему хочется услышать.

И это понятно.

Возьмите какой-либо другой случай.

Вопрос: хорошего закройщика спрашивают: расскажите, как вы кроите?

Он отвечает: а очень просто. Гляжу на заказчика, делаю несколько промеров, кладу на стол материал и… раз, раз ножницами! Спрашивающий проделывает в точности то же самое и… портит материал. Секрет прост: опыт… Его словами не передать, а в творческой работе важны внутренние процессы, которых не знает сам творящий.

Так и со «Звеном». Издательство привязалось: напишите что-нибудь фантастическое о предках человека. Просят сегодня, просят завтра. Мне надоело. «Ладно, говорю, напишу». И самому занятно: что выйдет? Немного времени уделить на этот эксперимент я мог, но как и о чем писать?

Питекантроп… А как его – живого – свести с современным человеком? И не с ученым, это будет скучно. Вот и придумал своего героя.

А почему его потянуло на питекантропа? Устраивается завязка: встреча с Дюбуа. Кошка на окне – просто так, для интригующего начала и ради причины переезда на другую квартиру. Затем новая задача. Как устроить встречу Тинга с питеком? Можно – лихорадочный бред, можно – во сне. Но это привяжет Тинга к постели, а мне нужно, чтобы он был в лесу… Цепь мыслей: бред больного… бред пьяного… бред отравленного…