Красный шатёр
Шрифт:
Сначала Утту пошла на запад, к Зеленой реке, и обратилась к женщинам, которые там жили. Но они не отложили в сторону барабаны и флейты, не стали слушать богиню.
Тогда Утту отправилась на юг, но прибыла туда во время страшной засухи, когда солнце лишило женщин памяти и желаний. «Нам не нужно ничего, кроме дождя, - твердили они, забыв о том, как их дети умирали от холода.
– Дай нам дождь или уходи».
Тогда Утту пошла на север, где одетые в меха женщины были такими жестокими, что думали только о бесконечной охоте. Они не умели трудиться и не смогли понять смысл медленного искусства прядения и ткачества.
И Утту отправилась
Поскольку Утту не знала, как разговаривать с мужчинами, она пришла к богине Ур, матери всего мира, и встретила там жрицу по имени Энхендуанна, которая хотела учиться.
Утту посадила ее к себе на колени, обняла, взяла маленькие ладони Энхендуанны в свои золотые руки, а потом стала учить женщину мастерству, бережно направляя ее руки и управляя драгоценным веретеном из лазурита. Когда веретено это вращалось, то оно напоминало синий шар, плывущий в золотом небе, и нить вилась, словно луч солнечного света.
Энхендуанна заснула, сидя на коленях Утту. И, пока женщина спала, не видя происходящего, Утту, без всяких усилий и не зная усталости, спряла так много нити, что ею можно было заполнить дворец великого бога Нанны. Он был настолько доволен, что разрешил Утту научить детей Энхендуанны обжигать глину и выплавлять бронзу, сочинять музыку и делать вино.
После этого люди прекратили есть одну лишь траву и пить простую воду, они стали печь хлеб и варить пиво. Теперь их дети, укутанные в тонкие ткани из шерсти, больше не умирали от холода, а вырастали, чтобы приносить жертвы богам.
Рассказывая мне историю Утту, Билха взяла мои ладони в свои крепкие, ловкие руки и начала прясть, направляя мои пальцы. Чувствуя мягкий, мускусный запах тетушки и вслушиваясь в ее тихий гортанный голос с текучими, музыкальными интонациями, я напрочь забыла о своей досадной неудаче и охватившем меня отчаянии. Когда ее рассказ был закончен, Билха показала мне, что нить на моем - нашем - веретене была такой же ровной, как и у самой Лии.
Осыпав тетю сотней поцелуев, я побежала к матери, чтобы показать ей, что сделала. Она обняла меня так, словно бы не видела целый год или потеряла, а потом нашла. Больше Лия ни разу не поднимала на меня руку, а я с тех пор полюбила чудесным образом превращать облака непослушной шерсти в тонкие крепкие нити, которые впоследствии становились одеждой или одеялами (мы делали все это как для своей семьи, так и на продажу). Мне нравилось работать часами напролет, думая о своем, пока руки были заняты привычным делом. Даже теперь, когда я состарилась и в основном пряду не шерсть, а лен, я все еще помню запах моей тети и ее голос, когда она рассказывала мне про богиню Утту.
Я поделилась историей про Утту с Иосифом. Я также поведала брату о путешествии великой богини Инанны в землю мертвых и о ее браке с царем-пастухом Думузи, чья любовь обеспечила людям изобилие фиников и винограда и подарила им регулярные дожди. Я слышала все эти предания в Красном шатре от своих матерей и от жен заезжих торговцев, которые порой называли богов и богинь незнакомыми именами, а иной раз настаивали на абсолютно иных версиях древних событий.
Иосиф, в свою очередь, поведал мне про жертвоприношение Исаака и его чудесное спасение, про встречу
Он сказал мне, что Иаков, наш отец, говорит с богом по имени Эль каждое утро и вечер, даже когда не приносит ему жертвы. Иосиф уверял, со слов отца, что великий бог, не имеющий ни формы, ни лица, ни какого-либо особого имени (кроме того, что означает «бог»), якобы являлся ему ночью, во сне, и днем, наяву, но только когда он был совсем один, и что Иаков уверен: будущее его сыновей благословенно.
Иосиф описал мне чудесную рощу терпентинных деревьев в Мамре, где наша прабабушка каждый вечер обращалась к своим богам и куда наш отец когда-нибудь приведет нас, чтобы совершить возлияние в память о Саре. Все это Иаков рассказывал сыновьям на пастбищах. Я думала, что предания женщин гораздо красивее, однако Иосиф предпочитал истории отца.
Но обычно наши разговоры не были посвящены столь высоким материям. Мы делились друг с другом тем, что знали о секретах плотской любви и деторождения, и смущенно хихикали, потрясенные мыслью, что наши родители совокупляются, как собаки в пыли. Мы бесконечно сплетничали о братьях, внимательно наблюдая за соперничеством Симона и Левия, постоянно выливавшимся в драки, которые вспыхивали из-за малейших пустяков. Иуда и Зевулон, самые дюжие среди братьев, настоящие быки, тоже постоянно спорили, кто из них сильнее. Однако эти здоровяки были добродушными юношами, и их состязания - кто сможет поднять самый тяжелый камень или перетащить как можно дальше овец - носили мирный характер.
Мы с Иосифом видели, что сыновья Зелфы больше тянутся к Лии - чудаковатость родной матери порой немало смущала Гада и Асира. Ее неспособность испечь приличный хлеб заставляла их снова и снова идти в шатер Лии. Близнецы не понимали и не ценили мастерство Зелфы за ткацким станком, и, конечно же, у них не было возможности узнать ее талант рассказчицы. Поэтому они приносили скромные дары - цветы, яркие камни, остатки птичьих гнезд - к ногам моей матери, а не своей.
Именно Лия расчесывала им волосы и вкусно кормила быстро подраставших мальчиков.
Как ни странно, но другие близнецы, рожденные самой Лией, не очень ее любили. Тали и Исса ненавидели свое сходство и обвиняли в этом мать. Братья делали все возможное, чтобы хоть как-то отличаться друг от друга, и почти никогда не проводили время вместе. Исса тянулся к Рахили, которая, казалось, была очарована его вниманием. Тали подружился с Даном, сыном Билхи, они часто засыпали бок о бок в шатре Билхи, болтая о старшем брате Рувиме, которого тоже тянуло к миру и тишине, что царили рядом с моей маленькой тетей.
Лия пыталась подкупить Иссу и Тали сладостями и совала им дополнительные порции хлеба, но вечно занятая заботами о семействе Иакова, она просто не имела времени и возможности сосредоточить внимание лишь на двоих из своих многочисленных сыновей. Но Лия не была ревнивой. Как-то вечером я заметила, что мама наблюдает, как один из ее близнецов подошел к шатру тети. Я настороженно потянула ее за руку - и она взглянула на меня, поцеловала в щеку, затем в другую, а потом в кончик носа. Я облегченно засмеялась, и Лия ответила теплой улыбкой. Я всегда знала, что могу заставить ее улыбнуться. Мой мир был наполнен матерями и братьями, работой и играми, новыми лунами и хорошей едой. Он представлялся мне чашей со всевозможными прекрасными вещами, а границей этого мира служили горы, видневшиеся вдалеке.