Красный Стревнятник: Три царя
Шрифт:
– Не тревожь воду, – проворчал Сырник, сидя на плече человека.
Он ничего не ответил, лишь, не говоря ни слова, продолжил путь. Они проходили мимо ветхих изб и халуп, от которых пахло солью и рыбой. Они миновали несколько закопанных ям, что выглядели как курганы и пахли также. Балдур молчал долго время, но наконец произнес:
– Что мы пытаемся найти?
– Не знаю, – задумчиво пробормотал аури. – Но идея призвать домовых и поговорить с корабельщиком вполне имеет свойство быть. Нам нужно узнать как можно больше об этом проклятье от местных, не морщи ты морду свою. Всё у тебя не как у людей,
– Может ты и прав, 3/4 согласился он. – Может у меня не всё как у людей, потому что люд, о котором ты талдычишь, есть существо нерациональное, то бишь, абсолютно нелогичное. Может я и сейчас сам себе противоречу, потому что создали нас боги такими, наделили разумом, от которого сами и страдаем.
– Например?
– Например, – начал объяснять сборщик. – Есть у люда твоего, привычка связывать все между собой нитями верований убеждений и ограниченным количеством знаний. Ведь иногда нечто невозможно связать, нельзя сшить яблоко с крольчатиной и назвать это рагу. Порой нечто просто не имеет смысла, и искать его лучше не стоит. Вместо этого, любой упавший камень по счастливой случайности прямиком в колодец, это предназначение, просыпала старуха соль в избе, к несчастью, проклятье накликала.
– Слышал бы ты сейчас себя, – хихикнул Сырник.– Ходячее противоречие, живое воплощение люда.
– А я и не отрицаю своей человечности, – Балдур резво размял щеки, дабы согнать противный соленый налёт пыли. 3/4 Но голова на плечах не для того, чтобы есть да плеваться в подворотнях.
– Связывать нужно то, что имеет смысл связывать, остальное стоит отбрасывать в сторону, а не придумывать названия, только потому что нитки не подходят.
Сырник повернул голову таким образом, что казалось его шея вот-вот хрустнет. Он посмотрел на человека взглядом, который тяжело было описать однозначно. С одной стороны он совершенно не понял, что Балдур имел ввиду, с другой он пытался отыскать частичку безумия в его глазах и средневозрастного маразма.
– Что ты несешь? – наконец сорвалось с его маленьких уст.
– Я тебе покажу.
Балдур резко остановился и шуршал ногами по мокрой и рыхлой земле, распинывая в стороны кости мелких животных и осколки домашней утвари. Когда его взгляд остановился на небольшом комочке земли, он ехидно ухмыльнулся и поднял его. Очистив от земли, это оказался застекленевший и напрочь промерзший рыбий глаз размером с детскую пуговку.
– Ну и на кой чёрт он тебе сдался? – Сырник нахмурил брови, наблюдая за тем, как он очищает его от земли и играется на солнце.
– Видишь, вон бабка белье в озере полощет? – не привлекая к себе внимания, он кивнул в сторону берега.
– Ну вижу. – Коротко ответил Сырник
– Видишь рядом с ней торчащая с земли мачта, которую они под сушилку пользуют?
– Ну вижу.
Балдур широко и ядовито улыбнулся. – Давай-ка метнись туда вороньим крылом, да в клюве глаз рыбий держи.
– Ты совсем…
– Крути головой, как птица, – оборвал его Балдур. – Я знаю, ты умеешь, да смотри ей в глаза всё это время. Можешь пару раз крыльями взмахнуть для пущего эффекта, но думаю и без этого можно обойтись.
– Во-первых,
Балдур крутил рыбий глаз меж пальцев, и с улыбкой садиста продолжил:
– Если за примету дурную сочтёт, то она в тебя палкой или камнем швырнет, может пару фраз каких бросит в след, ничего страшного. В противном ты поймешь, что я имел ввиду.
– Или, – возмутился Сырник – Мы просто пойдем к корабельщику, и кобыле под хвост все эти рассуждения.
– Ясно, – изображая разочарование в голосе ответил человек. – Так и знал, что как только о палке или камне заикнусь, ты сразу струсишь. Ладно, пошли к твоему корабельщику.
Сырник напыжился как снегирь, а его огромные уши встали торчком. Балдур почувствовал небольшое давление вокруг шеи, которое говорило ему о том, что аури возбудился от эмоций.
– Я в волколаков обращался! – огрызнулся зверек. – Тобой с голым задом ходил по селу, не опасаясь дрыном по хребтине получить али стрелой в грудь! Пролезал в такие места, что меньше твоего мизинца, и ты думаешь я бабку боюсь с палками и камнями?
– Ну другого объяснения я не нашел, – с ехидной улыбкой соврал Балдур.
– Да как два пальца после кружки, – загордился Сырник. – Только и ты пойми, палка или камень для меня будет, как в тебя бросить валуном или деревом. Бьёт может и не так сильно, но, зараза, габариты пугают.
Стервятник почесал переносицу, качая головой, и ответил:
– Добавим интереса тогда, если ты окажешься прав, я тебе в ближайшем приличном кабаке закажу ведро твоего любимого.
– Балдур, я аури, если мне что-то надо, я могу обернутся кухаркой и жрать хоть с котла, предложи, чего получше.
– Ты хоть скотина языкастая, 3/4 мужчина засмеялся в голос. – Но скотина порядочная, никогда красть не станешь, если того не потребует острая нужда. Так что предложение остается прежним, хочешь услышать, что я получу если окажусь прав?
– Валяй.
– Ты поклянешься у священного столбца Перуна, Рода и Матери Земли, что не будешь обращаться мною целый год.
– Месяц. – Запротестовал Сырник.
– Полгода. – Парировал человек.
– Два месяца.
– По рукам.
Сырник нахмурил брови, и облизав верхнюю губу, внимательно осматривал окрестности. Балдур прекрасно знал Сырника, как и он его. Оба отличались особой тягой к азарту и страстью к вызовам, которые подчеркивали их сильные стороны. Сырник протянул маленькую ручку, и через мгновение на ней оказался засохший рыбий глаз. Он еще раз посмотрел по сторонам, убедился, что никто не смотрит.
– Не довести бы до могилы старую.
С этими словами он зажал глаз меж зубов и его тело задрожало красками, пока он не вспорхнул с плеча Балдура в обличии черного ворона. Первые два взмаха дались ему тяжело, словно птенец, отважившийся на свой первый полет, он тянулся к ближайшей точке. Взмах, еще один и уверенной грацией он набрал высоту, и спикировал на мачту.
Старуха была поглощена стиркой и напевала себе меланхоличный мотив. Сырник приземлился туда, куда и планировал, однако внимания ему так и не уделили. Он хотел было раскрыть клюв, чтобы издать птичий крик, и едва не выронил глаз.