Красный замок
Шрифт:
– В Праге была жестоко убита женщина. Где и кем?
– Множество женщин находит жестокую смерть. Ищи там, где прячутся короли и ходят призраки живых мертвецов. Больше я ничего не скажу; потому что ты уже бывал здесь и знаешь, что я вижу правду.
– А что скажешь о результате наших усилий?
Женщина развернула шаль, чтобы взглянуть в хрустальный шар.
Он был похож на хрупкую планету, вытащенную из своей орбиты на всеобщее обозрение. Бедняжка. Кусок стекла или, если старуха говорила правду, кристалл из скрытого сердца земли. В любом случае он не сказал нам правды и не ответил
Цыганка пожала плечами:
– Это зависит от тебя, как всегда и бывает.
Она смела золотые монеты в позвякивающие недра обвисшей юбки, задула свечу и исчезла.
На какое-то время мы обе застыли в тех же позах, что и во время странной церемонии с кровью, золотом и картой Таро.
– Никакого смысла, – сказала я.
– Смысл всегда есть, – ответила Ирен.
Мы прислушались. Звяканье монет. Шорох удаляющихся шагов. Тишина.
– Она хороша, – сказала примадонна в темноту. Я почти слышала улыбку в ее голосе.
– Ты наградила ее по-королевски.
– Мой король пропал, как и моя королева. Теперь я должна найти джокера – Джека.
Глава двадцать пятая
Снова одна
И смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
Полный грез, что ведать смертным не давалось до того!
Сначала я бодрствовала, завернувшись в гобеленовое покрывало и съежившись на полу под окном, как преданный пес, который ждет возвращения своего хозяина.
51
Пер. В. Брюсова.
Каждые несколько минут я выбиралась из своего теплого кокона и, леденея на холодном сквозняке, наклонялась над пропастью как можно дальше, насколько хватало храбрости.
Все оставалось по-прежнему. Сплетенная мною веревка свободно болталась на ветру. Я попыталась подергать за нее, но не сумела ни отцепить ее от окна, в котором несколько часов назад исчез Годфри, ни дождаться ответного натяжения.
Наконец к темным склонам гор, безрадостным, как начало Великого поста, подкрался бледный рассвет.
В конце концов я доковыляла на окоченевших ногах до кровати, где уже не осталось простыней, и зарылась в одеяло. Свернувшись улиткой в своем тканом панцире, я по-прежнему ощущала собственную беззащитность. Сердце, как и ноги, сковал холод.
С Годфри что-то случилось. Возможно, он пытался закинуть веревку обратно в окно, поскользнулся и упал вниз на скалы. Даже когда тусклое рассветное зарево залило землю мутноватым молоком, мне ничего не удалось разглядеть среди камней и кустов под соснами, которые Бирнамским лесом [52] наступали на замок.
52
Лесной массив в Шотландии, который упоминается в трагедии У. Шекспира «Макбет».
Или… Годфри мог свалиться
Или… он столкнулся с одним из жестоких цыган-тюремщиков, который не одобрил прогулку заключенного по замку…
Или на нижних этажах могли найти убежище волки, и Годфри рухнул прямиком в их логово, и они съели его живьем!..
Чем дольше я думала, тем более мрачные перспективы рисовало мне воображение.
Теперь я уже дрожала, как нервная болонка, и тихо постанывала.
Внезапно я замерла.
Другой стон достиг моих ушей. Может, это завывания ветра, летящего сквозь ветви сосен и далее через открытое окно? Или… звук идет из замка? Эхо далеких голосов на кухне, отраженное каменными стенами, слабое и тусклое, в котором легко подающийся внушению ум может расслышать стон?
Да какая кухня! Я сама себя обманываю. Пища, которую мы ели, не требует повара или кухни, это варево готовится цыганами на костре, разве не очевидно? Следовательно, цыганам нет необходимости жить в замке или даже приходить сюда, а из того, что я мельком узнала об их вольной жизни, можно заключить, что каменный потолок вызвал бы у них отвращение.
Рассуждая таким образом, я взглянула на потолок своей спальни, хотя прежде старалась не смотреть вокруг, поскольку каждая деталь нашей тюрьмы с фатальной неизбежностью напоминала мне о пропавшем Годфри и моем беспомощном положении заточенной в башне принцессы, принц-спаситель которой упал с неприступной скалы.
Опять этот стонущий звук!
Одно из двух: или меня пытаются запугать какие-то злые люди, или…
Или призрак.
Я втянула ледяные пальцы ног под подол ночной рубашки. Рубашки, которую… принес мне Годфри. Я невольно страдальчески сморщилась, подумав, что это, возможно, был его посмертный дар.
Но разве призраки появляются на рассвете? Возможно, в Трансильвании так принято, особенно посреди здешних густых, темных, холодных и хмурых лесов. По углам моей спальни по-прежнему жались ночные тени.
Как знать, что там еще прячется?
Я услышала скребущий звук. Похоже, когти царапают по камню. Кошки? Или крысы, в последний раз устроив переполох перед наступлением тусклого дня, пытаются отвоевать для ночи и ее обитателей еще двенадцать часов?
Внезапно петли на огромной деревянной двери, которая вела в холл, завизжали подыхающими крысами. Я ни разу не видела эту дверь открытой и даже не думала, что она рабочая. Еду всегда приносили через покои Годфри.
А была ли вообще эта дверь заперта?
Во всяком случае, сейчас она точно открывалась. Из-за ее чудовищной ширины – вероятно, футов пять, – даже небольшая щель в коридор образовалась нескоро.
Когда высокая полоска тьмы наконец проявилась, я заглянула в ее черное сердце. Постепенно глаза различили светлую фигуру наподобие каменной статуи, какие бывают в католических соборах.
Я уставилась на нее, гадая, кто мог поставить снаружи статую, чтобы охранять дверь, и какого святого эта фигура изображает. И тут слегка пробивающийся из окна дневной свет отразился от двух крошечных сверкающих точек – зрачки! Подобно кварцу, вставленному в серый мрамор, они влажно, ярко и живо сверкнули в мою сторону.