Красный
Шрифт:
О да, ее мама бы поняла.
И одобрила.
Мона стянула простыни и одеяла с кровати, когда ту перенесли в кладовую. Это были старые фланелевые простыни, потертые и выцветшие. Если она собиралась стать шлюхой, она сделает это на плотном египетском хлопке. На картине Мане "Олимпия" простыни на кровати были белыми, как и покрывало. Она нашла в вещах матери старое белое одеяло и постелила его на кровать. Когда она закончила, кровать выглядела роскошно и гостеприимно. Соблазн лечь был сильным, лежать и трогать себя. Может быть, ей следует немного привести свое тело в порядок, прежде чем появится Малкольм? Захочет ли
Ну, вряд ли он будет недоволен.
Она разделась и сложила свою одежду на деревянный стул, который поставила в изножье кровати. В волосах Олимпии был цветок, поэтому Мона заправила один из них в свой боковой пучок. Она завязала на шее красное бархатное колье. Наконец, она настроила лампу так, чтобы мягкий золотистый свет окружал кровать, а остальная часть комнаты была в тени. Затем она легла и стала ждать.
Хотя простыни кричали о роскоши, декадентстве и комфорте, она не могла расслабиться. Было уже одиннадцать часов. Малкольм, вероятно, приедет в полночь, как и в предыдущие два раза, когда он посещал галерею. Ей было так неловко лежать здесь обнаженной. Это была не она. Совершенно. Что бы там ни говорил Малкольм, это была не она. Но ради галереи она попробует. Она представила себя неподвижно лежащей под Малькольмом, когда его член врезается в ее сухое, тугое влагалище. Так ничего не выйдет. Это будет мучение. Он разорвет ее, и она будет истекать кровью на белых простынях. Она пожалела, что не догадалась принести вина и выпить бокал-другой. Вместо этого она принесла лишь пару бутылок воды, чашу нарезанной клубники и яблоки.
Закрыв глаза, Мона глубоко вдохнула, втягивая воздух в легкие и живот. Она представила себе настоящую Олимпию. Должно быть, она существовала, или девушка, очень похожая на нее. Картина шокировала публику тем, как высоко Олимпия держала голову. Она была бесстыдной. Беззастенчивой. За что ей извиняться? Это мужчины платили ей за секс. Она просто делала то, что ей говорили всю ее жизнь - подчинять свое тело и волю мужчинам. Как смеют эти люди судить ее? Они сами ее создали. Женщина не может продать свое тело без клиента. Олимпия смеялась бы всю дорогу к банку, а затем, скорее всего, раздвигала ноги перед директором банка, в обмен на бесплатный счет.
Ну и девушка!
Мона улыбнулась. Она бы хотела иметь смелость Олимпии. Ее бы не трясло на кровати в ожидании следующего клиента. Нет, она бы обмыла себя, омовение шлюхи, смывая остатки предыдущего клиента. Она бы поправила прическу. Она должна быть опрятной. Нанесла бы духи между бедер, за ушами, между грудей. Выпила бы белого вина, чтобы смыть с губ вкус последнего мужчины. Она откинулась бы на спинку кровати и массировала грудь, чтобы ее соски затвердели так, что, когда ее следующий клиент входил в комнату, он думал, что она возбуждается от одного его вида.
Она услышала, как открывается дверь.
Мона подняла голову. В дверях стоял Малкольм в своем костюме-тройке.
– Ах...
– выдохнул он.
– Моя Олимпия.
Мона не знала, что ответить, поэтому промолчала. Малкольм, казалось, не возражал против ее молчания. Он подошел к кровати и сел рядом с ней. Она уселась на подушке и замерла на простынях, ее тело дрожало.
– Вы так очаровательны, - сказал он мягко, его взгляд блуждал по ее обнаженному телу от лица к ногам и снова вверх.
–
– Я нервничаю, - ответила она.
– Безусловно нервничаете. Я не хотел и не ожидал ничего другого.
– Вы хотите, чтобы я нервничала?
– Очень. Это сделает триумф еще слаще. Мне нравится преодолевать нежелание.
– Он наклонился и поцеловал ее грудь, прямо над грохочущим сердцем. Затем он встал и подошел к изножью кровати, где начал раздеваться. Сначала он снял жакет, затем жилет. Ловкие пальцы расстегивали пуговицы. Он не делал шоу из раздевания, и все же она не могла отвести от него глаз, когда он снял рубашку, обнажив сильные скульптурные бицепсы, плоский твердый живот и широкую грудь. Следующими были туфли, а потом и брюки. Ее глаза округлились при первом взгляде на его член, уже возбужденный и с блестящей головкой. Она наблюдала за ним, пока он шел обратно к ней, оценивая его впечатляющие размеры и еще более впечатляющую толщину. Она должна быть очень влажной, чтобы насладиться им внутри себя.
– Вы довольный мною?
– спросил он, и она поняла, что это вовсе не вопрос. Это была констатация факта. Он знал, что она была довольна. Он просто хотел, чтобы она призналась в этом.
– Да. Хотя...
– Я обо всем позабочусь, - ответил он.
– Ни одна женщина не пострадала.
Она рассмеялась, и это помогло ей успокоиться. Он снова сел на кровать рядом с ней. Он коснулся ее щеки, нежно провел пальцем по подбородку, отодвинул челку в бок и поцеловал в лоб.
– Я так рад, что вы согласились, - сказал он.
– Очень рад. Прошло очень много времени.
– Для меня тоже.
– Тогда мы оба получим удовольствие.
– Хотя это ради вас, не так ли?
– спросила она.
– О чем вы?
– Я имею в виду, что вы платите мне. Вы можете делать все, что пожелаете. И не важно, понравится мне или нет.
– Надеюсь, вам понравится, - ответил он.
– Но это не требование. В целом, однако, ваше удовольствие доставит мне удовольствие. Однако не все, что я буду делать доставит вам физическое удовольствие. Мне - да, но не вам. Таков был характер нашего соглашения, верно?
– Да, - ответила она и кивнула.
– У вас еще есть время передумать. Я не принуждаю женщин. Это было бы низко даже для такого человека, как я.
Она покачала головой.
– Я хочу.
– Даже если вы не получите удовольствие от секса, а вы получите, вам наверняка понравятся деньги.
– Я так и планировала, - ответила она. Не сами деньги, а свободу, которую ей купят деньги.
На его лице появилась дьявольская улыбка, но выглядел он уже не так устрашающе, как в их первую встречу. В конце концов, он всего лишь мужчина. Красивый мужчина, голый, и на него приятно смотреть.
– Хорошо. Очень хорошо. А теперь раздвинь для меня ноги. Очень широко.
Она подтянула колени, скользя ступнями по простыням, пока бедра не оказались раскрытыми. Малкольм смотрел на нее, не прикасаясь, просто рассматривая купленный товар.
– Тебе не нужно было удалять волосы, - сказал он.
– В древние времена проститутки брились, чтобы избавиться от вшей. К счастью, у тебя, кажется, нет такой проблемы.
– Я подумала, возможно, она была столь юна, что у нее не было лобковых волос. Возможно, именно поэтому картина была такой скандальной.