Краткая история Франции

Норвич Джон Джулиус

Надо полагать, что он не мог без зависти смотреть на своего собрата-короля. Ричард стал преемником отца на троне всего год назад. В тридцать три года он находился в самом расцвете. Несмотря на то что здоровье его нередко подводило, могучее телосложение и неуемная энергия создавали впечатление, что этот человек не знает, что такое болезнь. Привлекательная наружность Ричарда была общеизвестна, способность командовать тоже, а о его храбрости уже ходили легенды по двум континентам. От матери Алиеноры он унаследовал пуатьескую любовь к литературе и поэзии, и многим людям, наверное, он казался каким-то прекрасным героем из столь любимых Ричардом эпических поэм трубадуров. Лишь одного элемента не хватало, чтобы закончить эту картину: как бы сладко Ричард ни пел о радостях и страданиях любви, за ним не тянулся шлейф из соблазненных или отвергнутых девиц. Однако если его пристрастия и были направлены в другую сторону, они никогда не наносили ощутимого вреда его блестящей репутации,

сияющей, как нагрудник, который оставался с ним до последнего дня жизни.

Те, кто знал Ричарда ближе, напротив, вскоре разглядели в нем другие, менее замечательные качества. Даже более раздражительный и несдержанный, чем ненавистный отец, Ричард был начисто лишен способности систематично заниматься делами королевства, за счет которой Генрих II, при всех его недостатках, сумел почти в одиночку связать Англию в единое государство. Амбициозность Ричарда была безгранична и почти всегда разрушительна. Сам неспособный любить, он, преследуя свои цели, не гнушался изменять, предавать и вводить в заблуждение. Никакой другой английский король не сражался за трон так жестоко и беспринципно; никто не демонстрировал такой готовности пренебрегать обязанностями короля ради личной славы. За девять лет жизни, что ему оставались, он провел в Англии лишь два месяца.

Холмы вокруг Везеля, по словам очевидца, были так усеяны палатками и шатрами, что выглядели как большой разноцветный город. Два короля торжественно подтвердили свои клятвы принять крест и скрепили печатями дополнительный договор о союзе; затем с армиями и огромными массами пилигримов монархи вместе двинулись на юг. В Лионе, где обрушение моста через Рону под весом толпы все посчитали дурным предзнаменованием, французы разошлись с англичанами. Филипп повернул на юго-восток, на Геную – там его ждал зафрахтованный флот, должно быть, большой, поскольку перевезти требовалось 650 рыцарей, с каждым по два оруженосца, и 1300 лошадей. Ричард продолжил путь вниз по долине Роны навстречу своим кораблям в Марселе. Было согласовано, что короли снова встретятся в Мессине, откуда объединенное войско отплывет на Святую землю.

Филипп добрался до Мессины первым 14 сентября; Ричард – через девять дней. Ничто не говорит лучше о различиях между этими двумя личностями, чем характер их высадки в Мессине. Описание того, как сошел на берег Филипп, начинает эту главу, интересно сравнить его с рассказом о прибытии Ричарда:

Когда Ричард входил в гавань, люди толпами побежали на берег. Издали море казалось изрезанным бесчисленными веслами, а над водой звонко и пронзительно раздавались громкие звуки труб и горнов. Приближаясь, бегущие люди разглядели ряды галер, украшенных разными щитами и множеством вымпелов и флагов, развевающихся на концах копий… Море бурлило от тысяч весел, воздух дрожал от громких нот труб и криков восхищенной толпы. Величественный король, выше и роскошнее всей своей свиты, гордо стоял на носу, как тот, кто желает видеть и быть увиденным… И как разные звуки труб слились в одну гармоничную музыку, так люди зашептали одновременно: «Он точно достоин империи; он справедливо поставлен королем над людьми и королевствами; то, что мы слышали о нем, не сравнится с тем, что мы сейчас видим» [23] .

23

Жоффрей де Винсоф. Путь Ричарда I и других в Святую землю (Geoffrey de Vinsauf. Itinerary of Richard I and Others to the Holy Land).

Не все обожавшие Ричарда в этот незабываемый день, наверное, знали, что он, сейчас столь великолепный, из боязни морской болезни предпочел двигаться вдоль полуострова по суше; а помпезная высадка, по сути, была венцом его морского путешествия длиною всего в несколько миль, из Калабрии. Еще меньше людей могли ожидать, что, несмотря на всю блистательную пышность своего прибытия, Ричард находился в дурном и грозном расположении духа. Несколько дней назад, проезжая через Милето, он попался на краже сокола и едва избежал смерти от рук владельца птицы и его друзей; к тому же, сойдя на берег в Мессине, он обнаружил, что королевский дворец в центре города уже отдали в распоряжение короля Франции, а ему отвели более скромное жилище за пределами городских стен.

Почему же, спрашивается, королевский дворец не занимал сам король Сицилии? Потому что Сицилия бурлила. Последний законный правитель страны Вильгельм II умер в предыдущем году бездетным, оставив вдову Иоанну, дочь Генриха II и соответственно сестру Ричарда. Трон теперь занимал Танкред ди Лечче, незаконнорожденный племянник Вильгельма, который (у Ричарда были все основания верить) недостойно обращался с молодой королевой, держал ее под стражей и не отдавал причитающихся ей по брачному соглашению доходов. Насколько справедливыми были такие подозрения,

сказать сложно, но последующее поведение Ричарда наводит на мысль, что он видел в Сицилии новое потенциальное украшение собственной короны и уже искал любого предлога затеять конфликт. Поселив Иоанну в монастыре Баньяра на побережье Калабрии, он вернулся в Мессину и захватил базилианский монастырь Спасителя, один из самых древних религиозных центров города. Монахов грубо и бесцеремонно изгнали, а воины Ричарда устроили в их кельях казармы.

А как же реагировал на такие дела Филипп II Август? Он рассматривал Сицилию только как перевалочный пункт, откуда стремился как можно скорее отправиться на Святую землю. Считая поведение собрата-короля безобразным и постыдным, он предложил себя в качестве посредника для переговоров, но его предложение холодно отвергли. Тем временем ситуация в Мессине ухудшалась с каждым днем. Прошло много лет с тех пор, как в сицилианских городах стояли иностранные армии, и по преимуществу греческое население возмущало дикое поведение англичан. Их фривольное обращение с местными женщинами особенно не соответствовало представлениям горожан о людях, которые носят на себе Христов крест. Захват монастыря стал последней каплей, и 3 октября произошло серьезное столкновение. Опасаясь (не без оснований), что король Англии овладеет их городом и даже всей страной, одни мессинцы бросились к городским воротам и задвинули засов, а другие перекрыли вход в гавань. Первые попытки англичан открыть ворота провалились, но никто не верил, что получится держать их под контролем постоянно. Тем вечером солнце садилось в городе, который был охвачен тревогой.

Утром следующего дня в лагере Ричарда за городскими стенами появился Филипп II Август. Его сопровождали кузен Гуго, герцог Бургундии, граф Пуатье и другие командиры французской армии вместе с высокопоставленной сицилианской делегацией, включающей архиепископов Монреаля, Реджо и самой Мессины. Стороны уже почти договорились, когда неожиданно послышался шум с улицы. Толпа собравшихся у здания мессинцев громко проклинала англичан и их короля. Ричард схватил меч и выбежал из зала; призвав людей к оружию, он отдал приказ немедленно атаковать. На этот раз врасплох были захвачены мессинцы. Англичане ворвались в город, разрушая все на своем пути. За часы («быстрее, чем произносится заутреня», как написал хронист) подожгли всю Мессину.

Все золото, серебро и каждая ценная вещь, которую нашли, стали добычей победителей. Они подожгли вражеские галеры и спалили их дотла, чтобы меньше горожан могли спастись и восстановить силы для сопротивления. Победители к тому же захватили самых знатных женщин. И надо же! Когда дело было сделано, французы вдруг узрели, что над городскими стенами развеваются вымпелы и знамена короля Ричарда; король Франции был настолько оскорблен, что почувствовал к Ричарду ненависть, которая не утихала всю его жизнь.

Жоффрей де Винсоф продолжает рассказ, описывая, как Филипп настаивал, и Ричард в конце концов согласился, что рядом с английскими знаменами должны висеть и французские. Как восприняли мессинцы этот новый удар по своей гордости, он не упоминает. С кем, следовало им спросить себя, должен был воевать король Англии? Он что, намеревался навсегда остаться на Сицилии? Странный способ вести Крестовый поход.

Для Филиппа II Августа инцидент со знаменами, похоже, стал подтверждением его самых худших подозрений. В течение двух недель после прибытия в качестве почетного гостя Ричард получил полный контроль над двумя городами острова, а король Танкред, хотя и находился не так далеко в Катании, не сделал ни малейшей попытки помешать ему. Поэтому теперь Филипп отправил в Катанию герцога Бургундии, поручив ему предупредить Танкреда об опасности ситуации и предложить помощь французской армии, если Ричард будет развивать свои притязания. Танкред, однако, не нуждался в предупреждениях. Он хорошо осознавал угрозу пребывания Мессины в руках Ричарда, но в мозгу Танкреда зрела новая идея. Законным наследником трона Сицилии была Констанция, дочь короля Рожера II, родившаяся уже после смерти отца. Вильгельм II выдал ее замуж (необъяснимое и непростительное решение) за Генриха Гогенштауфена, сына Фридриха Барбароссы. Фридрих к этому моменту уже умер (отправившись в Крестовый поход, утонул в реке на территории Малой Азии), и Генрих, теперь император Генрих IV, готовился выступить на Сицилию, чтобы заявить претензии на корону от имени своей жены. Если Танкред решит сопротивляться, а он имел твердое намерение это делать, ему потребуются союзники. На эту роль англичане подходили гораздо больше, чем французы. Пусть грубые и неотесанные (а их король, несмотря на всю свою славу, был хуже любого из солдат), они, по крайней мере, не любили Гогенштауфенов. Филипп II Август, напротив, был в прекрасных отношениях с Барбароссой. Если немцы появятся сейчас, когда крестоносцы еще на Сицилии, симпатии французов будут, мягко выражаясь, неоднозначными. Поэтому Танкред отослал к Филиппу герцога Бургундии с подобающе щедрыми подарками, но не более того, и направил своего посланника в Мессину переговорить лично с Ричардом.