Краткая история Франции

Норвич Джон Джулиус

Людовик оставил после себя два великолепных памятника, правда, сказать, в какой мере он лично имеет к ним отношение, не совсем просто. Первый – это собор Парижской Богоматери, заложенный в 1163 г.; говорят, что первый камень в его основание положил папа Александр III, которому король предоставил убежище во время его долгой борьбы с императором Фридрихом Барбароссой. Второй памятник – Парижский университет, выросший из соборной школы. Это учебное заведение имеет серьезные основания называться старейшим, после Болонского [18] , университетом мира. Что до остального, то правление Людовика VII главным образом отмечено периодическими, но в итоге бессмысленными войнами с Генрихом, а следовательно, и поддержкой архиепископа Томаса Бекета, которого он находил несносным (как и все, кто знал этого человека). Людовик правил сорок три года в целом мудро и справедливо, уделяя основное внимание, подобно своему отцу, укреплению королевской власти в той части страны, где нарушались указы короля. Он скончался 18 сентября 1180 г. и был похоронен

в цистерцианском аббатстве Барбо; лишь в 1817 г. его останки перенесли в Сен-Дени.

18

Названием Сорбонна университет обязан Роберу де Сорбону, основавшему примерно в 1257 г. связанный с университетом теологический коллеж.

Филипп II Август (имперский титул королю даровал его хронист Ригорд, и он крепко прилепился) оказался одним из величайших королей Франции. Можно даже утверждать, что он был первым из них: все его предшественники предпочитали называться королями франков [19] . Он получил Францию в опасном положении. На западе Генрих II Английский правил почти половиной территории, которая по праву принадлежала Филиппу; на востоке император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса находился на пике своей власти, распространившейся не только на территорию современных Германии и Австрии, но и через Альпы в Италию. Между двумя этими гигантами Франция казалась довольно жалкой. Однако в течение последующих сорока лет Филипп победил обоих врагов. Более значительным из двух был, конечно, Генрих, оккупант, которого он ненавидел примерно так же, как почти восемь веков спустя французы будут ненавидеть фашистов времен Второй мировой войны. Здесь на его стороне активно выступила церковь, которая никогда не забывала убийства Бекета; кроме того, ему помогли постоянные распри между Генрихом и четырьмя его ужасными сыновьями. Вместе они легко бы справились с Филиппом, однако действовать сообща для Плантагенетов было немыслимо.

19

Он также единственный французский монарх, в честь которого названа станция в парижском метро.

Обострение ситуации началось в 1183 г. со смертью второго сына Генриха II (но первого, кто пережил младенческие годы), тоже названного Генрихом [20] . В безуспешной попытке наладить отношения с Францией мальчика в детстве помолвили, а позже женили на сестре Филиппа Маргарите, которая принесла с собой в качестве приданого небольшое, но важное графство Вексен, расположенное к северо-западу от Парижа. Теперь Филипп потребовал, чтобы его возвратили, но Генрих II не соглашался. Монархи провели несколько встреч у Жизора в тени старого вяза, который рос на границе их владений, но только после того, как венгерский король Бела III попросил руки вдовы, Генрих нехотя согласился вернуть графство. Затем в 1186 г. умер четвертый сын Генриха – герцог Бретани Джеффри, у которого осталась беременная жена. Генрих утверждал, что ему следует сохранить опеку над герцогством в пользу нерожденного ребенка; Филипп как сеньор Джеффри возражал. Последовало два года безрезультатных сражений, в течение которых два оставшихся сына Генриха, Ричард и Джон, восстали против своего отца. Филипп поддержал сыновей своего врага и в итоге вместе с Ричардом вынудил Генриха подчиниться. 4 июля 1189 г. в Азе-лё-Ридо Генрих II снова признал Филиппа своим сюзереном и отказался от притязаний на Овернь. Это был его последний политический шаг. Через два дня Генриха II не стало.

20

Известен как Молодой Король, поскольку был коронован в 1170 г., когда его отец был жив.

Однако настроения в мире неожиданно переменились. Ровно двумя годами ранее, 4 июля 1187 г., исламские войска разбили целую армию христианского Востока. Запад, как обычно, несмотря на массу предостережений, отреагировал слишком поздно. Для большинства европейцев государства крестоносцев находились так далеко, что почти теряли реальность – диковинные, вечно пылающие аванпосты христианского мира, в которых аскетизм перемежается с изысканной роскошью, где douceur (любезность) и угроза идут рука об руку; по-своему величественные, но все-таки более подходящие для романтических баллад трубадуров, чем для тяжкого и прозаического труда, что был общим уделом в их родных странах. Даже хорошо образованным людям было сложно осознать ход политических событий в Леванте: имена в основном труднопроизносимые, новости если доходили, то безнадежно искаженными и слишком устаревшими. Только когда случилась настоящая катастрофа, рыцари западных христианских государств схватились за мечи, вопя от ярости и негодования.

Ровно так же было, когда известие о падении Эдессы и огонь речей святого Бернарда воспламенили Европу и привели к нелепому бедствию, каким стал Второй крестовый поход. Любому бесстрастному наблюдателю, европейскому или левантийскому, следившему за развитием событий в те последние пятнадцать лет, захват Иерусалима должен был казаться неизбежным. На мусульманской стороне неуклонно поднимался талантливый военачальник Саладин, который поклялся вернуть Священный город своим единоверцам; а на христианской – ничего, кроме печального зрелища трех оставшихся государств крестоносцев (Иерусалимское королевство, Антиохийское княжество и графство

Триполи), управляемых посредственностями и раздираемых изнутри борьбой за власть. К тому же в течение ключевого периода правления Саладина ситуацию в Иерусалиме дополнительно отягощало ухудшение здоровья короля Балдуина IV, который страдал проказой. Вступая на престол в 1174 г. тринадцати лет от роду, он уже был болен и двенадцать лет спустя умер. Неудивительно, что Балдуин IV не оставил потомков. И в тот момент, когда для спасения королевства требовалось мудрое и решительное руководство, корона Иерусалима перешла к восьмилетнему племяннику Балдуина.

Смерть нового малолетнего короля Балдуина V, при всей неприятности самого события, могла бы предоставить шанс Иерусалимскому королевству найти настоящего вождя, но возможностью не воспользовались, и трон перешел к отчиму мальчика – Ги де Лузиньяну, человеку слабому, капризному, настолько несостоятельному, что большинство соотечественников питало к нему справедливое презрение. Иерусалим соответственно находился на грани гражданской войны, когда в мае 1187 г. Саладин объявил свой давно ожидаемый джихад и, перейдя реку Иордан, вторгся на территорию франков. При командовании жалкого Ги поражение христиан было неизбежно. 3 июля он повел армию (самую большую в истории Иерусалимского королевства) через галилейские горы на Тиверию, которую осадил Саладин. После долгого дневного перехода в самый знойный сезон года христианам пришлось устраивать ночлег на безводном плато. На следующий день у небольшой горы с двумя вершинами под названием Рога Хаттина их, изнуренных жарой и страдающих от жажды, окружила и разбила наголову мусульманская армия.

Сарацинам осталось только одну за другой зачищать изолированные христианские крепости. Тиверия пала через день после Хаттина, за ней последовала Акра, потом не устояли Наблус, Яффа, Сидон и Бейрут. Развернувшись на юг, Саладин взял штурмом Аскалон, а Газа сдалась без боя. Теперь он был готов к сражению за Иерусалим. Защитники города героически оборонялись двенадцать дней, но 2 октября, когда мусульмане уже пробили стены, они поняли, что конец близок. Правитель Иерусалима Балиан II Ибелин (король Ги попал в плен у Хаттина) лично отправился к Саладину обговорить условия сдачи города.

Саладин не отличался ни кровожадностью, ни мстительностью. После некоторого обсуждения он согласился, что каждый христианин в Иерусалиме может спасти себя, уплатив соответствующий выкуп. Из 20 000 бедных, которые не располагали необходимыми деньгами, 7000 были освобождены за счет средств разных органов христианских властей. Армия победителя вступила в город, и впервые за восемьдесят восемь лет, в годовщину того самого дня, когда Пророк во сне вознесся из Иерусалима в рай, зеленые знамена затрепетали над Храмовой горой, откуда его забрали, а священный отпечаток ноги Пророка снова вынесли для поклонения правоверных.

Везде соблюдался порядок. В отличие от событий, последовавших после захвата города крестоносцами, не происходило ни кровопролитий, ни грабежей. 13 000 жителей, за которых не смогли заплатить, остались в городе; однако брат и заместитель Саладина аль-Адиль попросил подарить ему тысячу рабов в качестве награды за службу и сразу даровал им свободу. Еще семьсот человек были подарены патриарху Иерусалима, и еще пятьсот – Балиану. Затем и сам Саладин в порыве благородства освободил всех стариков, всех мужей, чьи жены были выкуплены, и, наконец, всех вдов и детей. В итоге лишь немногие оказались в плену. Уже не в первый раз Саладин проявил великодушие, которым вскоре прославился и на Востоке, и на Западе [21] , но никогда раньше он не делал этого в таком впечатляющем масштабе. Здесь был явлен пример рыцарства, который не пройдет даром для грядущего Крестового похода.

21

В 1183 г., осадив крепость Керак во время свадьбы наследника владельца крепости Онфруа де Торона с Изабеллой Иерусалимской, Саладин выяснил, в какой башне находятся покои молодоженов, и приказал солдатам не обстреливать их.

Недавно избранный папа римский Григорий VIII не терял времени, призывая христианский мир принять крест, и в середине лета 1190 г. Филипп II Август и Ричард Львиное Сердце, сын и преемник Генриха II, привели свои армии на встречу в Везле – наверное, в сложившихся обстоятельствах выбор места был не самым удачным. Монархи решили выступить в поход вместе, не столько из приятельских отношений, сколько потому, что не доверяли друг другу ни на йоту; и верно, не существовало на свете более непохожих людей, чем они. Королю Франции было всего двадцать пять лет, но он уже стал вдовцом [22] , и ничего в его облике, кроме копны непослушных волос, не говорило о молодости. И прежде не красавец, теперь он ослеп на один глаз, и его лицо потеряло симметричность. Десять лет на французском троне дали ему мудрость и опыт, необычные для столь молодого человека, но также развили в нем постоянную подозрительность и научили скрывать свои мысли и чувства под маской молчаливой печали. Хотя на поле брани он проявлял достаточную отвагу, считается, что ему не хватало элементарной смелости. В обществе он был удивительно необаятельным. Однако под непривлекательной внешностью скрывался проницательный ум в сочетании с острым чувством моральной и политической ответственности короля. Недооценивать Филиппа II Августа было легко, но неразумно.

22

Его первая жена Изабелла де Эно умерла в родах за несколько месяцев до описываемых событий.