Крауч-Энд
Шрифт:
А потом солнце скрылось за глухой стеной зданий, и Дорис сразу утратила всякое ощущение направления. Она уже знала, что так всегда происходит в Лондоне, когда ты едешь в такси. Этот город напоминал ей огромный каменный муравейник, запутанный лабиринт, сотканный из беспорядочного переплетения проспектов, бульваров, улиц и переулков, — у нее в голове не укладывалось, как здесь вообще можно ездить и не теряться. На днях она поделилась своими соображениями с Лонни, и он сказал, что ездить здесь можно, но осторожно… разве она не заметила, что в каждом такси обязательно есть карта города, аккуратно
В Лондоне они часто и много ездили на такси, но эта поездка была самой долгой из всех. Фешенебельные кварталы остались позади (но Дорис не покидало неприятное ощущение, что на самом деле они никуда не едут, а просто кружат на месте). Они проехали по району монументальных, если не сказать монолитных жилых многоэтажек безо всяких признаков жизни — можно было подумать, что здесь давно уже никто не живет (хотя нет, поправилась она, когда излагала свою историю Веттеру и Фарнхэму в маленькой белой комнате в полицейском участке; она заметила одного малыша, он сидел на поребрике и жег спички). Потом они проехали по какой-то улочке с маленькими и явно дешевыми магазинчиками и овощными палатками, а потом — так что вовсе неудивительно, что у иногородних голова идет кругом от лондонской топографии, — они снова выехали в фешенебельную часть города.
— Там был даже «Макдоналдс», — сказала она Веттеру и Фарнхэму благоговейным тоном, который обычно приберегают для описания Сфинкса или Висячих садов Семирамиды.
— Да что вы говорите? — проговорил Веттер, пряча улыбку с таким же восторженным восхищением. Молодая американка, похоже, уже окончательно успокоилась и взяла себя в руки, и ему не хотелось, чтобы что-то перебило ее настрой. Во всяком случае, пока она не закончит рассказ.
Фешенебельный квартал с «Макдоналдсом» остался позади. Дома расступились, и Дорис увидела, что солнце уже превратилось в твердый оранжевый шар, зависший низко над горизонтом. По улицам струился такой странный свет, что казалось, что все пешеходы сейчас сгорят в языках яркого пламени.
— И вот тогда все начало меняться, — сказала она, почему-то понизив голос. И у нее опять задрожали руки.
Веттер весь подался вперед:
— Меняться? Как? Как все менялось, миссис Фриман?
Они проезжали мимо газетного киоска, сказала она, и ей на глаза попался большой заголовок, написанный мелом на черной доске объявлений: ПОДЗЕМНЫЙ УЖАС ПОГЛОТИЛ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК.
— Лонни, смотри!
— Что? — Он оглянулся, но они уже проехали киоск.
— Там было написано: «Подземный ужас поглотил шестьдесят человек». Кажется, они так называют метро? Подземка?
— Ага, подземка. Была авария?
— Я-то откуда знаю. — Она наклонилась вперед к водителю: — Послушайте, вы не знаете, что там случилось? Была авария в метро?
— Авария, мадам? Понятия не имею.
— У вас есть радио?
— В машине — нет.
— Лонни?
— Э?
Она увидела, что Лонни это не интересует. Он опять принялся рыться в карманах (а учитывая, что Лонни был в тройке, простор для «рытья» был немалый) в поисках затерявшегося листочка с адресом Джона Скуэльса.
Слова, написанные белым мелом на черной доске,
ПОДЗЕМНЫЙ УЖАС.
Ей это очень не нравилось. В голову лезли мысли о кладбищах, канализационных шахтах и бледных и вялых тварях — мерзких и тошнотворных, — которые обитают в недрах метро, и неожиданно выпрыгивают из тоннелей, и хватают своими цепкими лапами (или, может быть, щупальцами) несчастных пассажиров на освещенной платформе, и уволакивают их в темноту…
Они повернули направо. На углу, рядом с тремя громадными мотоциклами, стояли трое парней в черной коже. Они оглянулись на проезжающее такси, и на мгновение Дорис показалось (сейчас заходящее солнце светило ей прямо в глаза), что у байкеров нечеловеческие лица. В душе шевельнулось неприятное ощущение — и не ощущение даже; уверенность, — что у этих ребят в черной коже не лица, а крысиные морды. Крысиные морды с черными настороженными глазами. Но потом свет немного сместился, и она поняла, что, конечно же, все было совсем не так. Это были обычные парни, которые стояли себе и курили перед кондитерской на углу.
— Ну вот, кажется, мы подъезжаем. — Лонни перестал шарить по карманам и указал пальцем в окно. Дорис взглянула туда и увидела табличку с названием улицы. «Крауч-Энд-роуд». Старые кирпичные дома обступили узенькую улицу, словно поблекшие сонные вдовы. Казалось, они провожают такси глазами — слепыми темными окнами. Движения на улице не было, только несколько ребятишек проехало навстречу и мимо на грохочущих мотоциклах. Двое мальчишек пытались проехаться на скейтборде, но без особых успехов. Их папаши сидели на лавочке, курили и наблюдали за стараниями детей — отдыхали после работы. Все казалось вполне нормальным.
Таксист остановился перед маленьким ресторанчиком унылого вида с заляпанной вывеской, выставленной в окне: ПАТЕНТ НА ПРАВО ТОРГОВЛИ СПИРТНЫМИ НАПИТКАМИ ЕСТЬ, — и плакатом побольше, который сообщал, что здесь можно взять карри навынос. На подоконнике с той стороны стекла спал большой серый кот. У входа стояла красная телефонная будка.
— Ну вот, ребята, — сказал таксист. — Сейчас вы уточните адрес вашего друга, и я вас довезу в лучшем виде.
— Ага, спасибо, — сказал Лонни и вышел из машины.
Дорис пару секунд посидела в машине, а потом тоже решила выйти — пройтись и размяться. На улице по-прежнему дул жаркий ветер. Он тут же взметнул ее юбку и прилепил к ноге обертку из-под мороженого. Дорис брезгливо тряхнула ногой. Потом подняла глаза и обнаружила, что смотрит прямо на серого кота за стеклом. Он тоже смотрел на нее совершенно непроницаемым и загадочным взглядом. У него был один глаз и всего половина морды — вторую половину напрочь выдрали когтями в какой-то давней кошачьей драке. Осталось лишь безобразное розоватое месиво, изрытое шрамами и рубцами, незрячая глазница с молочно-белесым бельмом и несколько пучков шерсти.