Край без Короля или Могу копать, могу не копать
Шрифт:
Роръхън, взвыв, упал на одно колено, что было и совсем уже для него печально, — тем самым он поставил себя на один уровень с Фонси. Второй удар большей получил по всем батожным правилам — хоббит перехватил лопату и лезвием плашмя закатил Роръхъну такую оплеуху, какую не то что Геронтий Тук, но навряд ли и сам Бандобрас когда-либо кому-либо закатывал. Большец повалился лицом наземь. Добивать его тычком вниз — такой удар всегда обозначался по упавшему противнику, но никогда не доводился до цели — у Фонси не поднялась рука. «А надо бы», — подумал хоббит, перепрыгивая через поверженное тело и с лопатою наперевес устремляясь туда, где Торн отчаянно
Увидев скорую расправу над товарищем, Банша отшвырнул Торна в сторону. Торн упал мягко, прокатился по земле и оказался рядом с поверженным Роръхъном. А Банша метнулся к своей лошади, схватил висевший у её седла боевой топор и кинулся на Фонси. Хоббит попятился, защищаясь лопатой, но первый же удар топора разрубил черен лопаты напополам.
Второго не случилось. Фонси почувствовал, как что-то взъерошило ему волосы, и Банша тут же сделал удивлённое лицо, выронил топор и печально посмотрел на торчащее из груди оперение стрелы, прошившей его насквозь. Потом упал и не двигался больше.
— Отличный выстрел, Элладан! — послышался голос Торна. Обернувшись, Фонси увидел мальчика, присевшего на корточки у тела Роръхъна и снимающего у того с пояса свой кинжал. Из Роръхъна тоже торчала стрела — видно, он успел встать.
— Выстрел действительно был сносный, — ответил другой голос, и Фонси увидел приближающегося к ним высокорослого молодого болыпеца — или не болыпеца? — в блестящей кольчуге и шлеме. — Только я Элрохир.
А за большецом бежали, перепрыгивая через телеги и тела обозников, другие большецы, не похожие на него, но очень похожие на Торна, и глаза их светились свирепою радостью; а в руках их сверкали светлые мечи, запятнанные яркой, блестящей кровью. И Торн, вскочив на ноги, бросился им навстречу; и они смеялись, и плакали вместе с ним, и обнимали, и целовали его, и хлопали его по спине и плечам, и вновь и вновь заверяли его, что малая дружина дома Элронда не оставляет своих в беде. А стоящему в стороне Фонси было и радостно, и грустно.
Впрочем, ни грустить, ни радоваться времени не было — нужно было присматривать за детьми, перепуганными до полусмерти. Все они, даже бывший сосед Фонси по цепи, битый Торном за приставания к девочке, бросились к Фонси, ища у него защиты.
Хоббит засмеялся. Какие же они на самом деле маленькие — по-большецки, верно, им и десятка не стукнуло, а это значит, они как хоббитские пятнадцатилетние дети. И дикие совсем. Ещё вчера они казались угрюмой и озлобленной стаей чужаков, а теперь стали снова детьми.
— Тише, тише, — повторял хоббит на северном наречии. — Вас никто не обидит. Никто не обидит. Давайте-ка сюда руки, и отпилим эту треклятую цепь.
Меж тем Элрохир решил призвать отряд к порядку.
— Брегалад! Остохэр! Воронгил! — странный был у начальника голос, высокий и звонкий, но в то же время повелительный и грозный. — Припасы разобрать, к варке обеда приступить! Дети голодные!
— Есть, командир! — вразнобой ответили три большеца и бодро потрусили, подхватывая на ходу лежащие на земле топоры, на полянку — на этой полянке покойник Кърмахън и собирался устроить привал.
Был
Если считать Элрохира, то большецов было не десять, а одиннадцать, но Элрохир, оказывается, был не просто большей, а самый настоящий эльф из Последнего Уютного Дома.
Торн спал, во сне обнимая спасённую им девочку, тоже спящую — она отказалась отходить от него далеко и даже прошептала что-то ему на ухо. Фонси смотрел на них с улыбкой.
Кое-кто из воинов тоже ложился спать, устраиваясь подле догорающего костра. В стороне Элрохир о чём- то, кажется, спорил с одним из своих людей, который то и дело указывал рукой в сторону той телеги, где, укрытые обозничьими одеялами, спали освобождённые дети. Фонси подошёл поближе.
— Но что же с ними ещё делать? — недоумевающе говорил большец. — Орки же!
— Орки убили мою мать, — сказал Элрохир так, словно это был последний возможный довод в этом споре. — Я ненавижу орков. Я убиваю орков там, где я их нахожу. Но взрослых орков, Остохэр, взрослых! Разбойников с мечами и копьями.
— Да какая разница! — не унимался Остохэр. — Они всё равно вырастут в убийц и разбойников. Лучше уж разделаться с ними сейчас, пока вон могилу не закопали.
— Я не убиваю детей и не позволяю убивать их, — сверкнул глазами эльф. — Стыдись, Остохэр!
— Так ответь на мой вопрос, командир! Что мы с ними сделаем? С людскими детьми всё понятно — кого заберут дунедайн, кого усыновят в Бри, Арчете или Тарбаде. А с этими? Бросить здесь — так добрее будет убить; здесь не только волки с медведями, а и тролли могут водиться. Люди на воспитание не возьмут. Отвезти в горы и отдать оркам, чтобы вырастили?
— Будь спокоен, лучник, — Фонси подивился немалой отваге молодого таркъра; если бы на него смотрели так строго, он бы, пожалуй, убежал и спрятался. По счастью, из всех, кого хоббит знал, так умела смотреть одна Белладонна, да ещё иногда Лилия. — Твой командир обо всём подумал. Я знаю купца из Гаваней, который скоро повезёт кое-какие товары через Тарбад в Нан-Курунир. Я встречу его в Тарбаде и передам этих троих Куруниру. Он последнее время проявлял интерес к изучению орков. [19]
19
Согласно некоторым изысканиям, Саруман (Курунир) занялся орками вскоре после того, как во время войны гномов с орками в его владениях появились орки — беженцы из Туманных гор. Это было примерно за девяносто лет до описываемых событий.