Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина
Шрифт:
В ночь с 12-го на 13 января в Вильнюсе была проведена чекистско-войсковая операция — сотрудники отряда «Альфа» Седьмого управления КГБ, подразделения воздушно-десантных войск и ОМОН захватили телевизионную башню и радиостанцию. Погибло тринадцать человек.
Страна возмутилась: пускать в ход армию против безоружных людей — это позор!
Все ждали: как поведет себя Горбачев? Поедет в Вильнюс? Выразит соболезнование? Отмежуется от исполнителей? Накажет виновных? Или скажет: «Все правильно»?
Горбачев не сделал ни того, ни другого. Он заявил
Вместо него в Прибалтику сразу отправился Борис Ельцин. Для интеллигенции это был-символический жест, и тогда говорили: Горбачев опозорил честь России, а Ельцин ее спас.
25 января в интервью американской телекомпании Эй-би-си Ельцин сказал о Горбачеве:
«Либо он встанет на путь переговоров с Литвой, откажется от своей попытки установить диктатуру и сосредоточить абсолютную власть в одних руках — а все идет именно к этому, — либо он должен уйти в отставку, распустить Верховный Совет и съезд народных депутатов СССР...
Если Горбачев попытается добиться диктаторских полномочий, Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан отделятся от СССР и создадут свой собственный союз».
Эти слова Ельцина остались неуслышанными.
Интеллигенция оценила и то, что на похоронах академика Сахарова Ельцин всю дорогу шел за гробом, отказался сесть в машину. Природный политический инстинкт подсказывал Борису Николаевичу, как ему следует себя вести.
Когда Ельцина избрали председателем Верховного Совета, он пригласил к себе известного правозащитника Сергея Адамовича Ковалева и предложил ему возглавить парламентский комитет по правам человека.
Ковалев говорил позднее:
«Мы встречались много, и это общение никогда не было простым — чувствовалась неловкость с обеих сторон: я всегда помнил об условности своей поддержки Ельцина. Президент, полагаю, об этой условности знал. Однако мне казалось, что этот человек способен учиться — в том числе и в нравственном плане. Во всяком случае, мне кажется, что, говоря о важности проблемы защиты прав человека, Ельцин был искренен — он хотел в это верить. Но видимо, у каждого есть свой потолок...»
11 марта 1991 года Ельцин провел заочную пресс-конференцию с помощью «Комсомольской правды». Его среди прочего спросили:
— Борис Николаевич, у нас Россия. Почему же вы так благоволите к евреям?
— В чем это сказывается?
— Потому что вы ведете политику неправильную.
— Нигде и никогда я не выделял национальностей. Считаю, каждая нация, каждый народ должны иметь равные права... А вы все-таки, если возможно, оценивайте людей по иным критериям, а не по паспортной графе...
А Горбачев в те месяцы действовал на редкость неудачно. Во главе правительства вместо свалившегося с инфарктом Рыжкова он поставил бывшего министра финансов Валентина Павлова. Тот начал с денежной реформы.
По
Павлов утверждал, что крупные купюры на руках у спекулянтов и преступников. А потом в интервью газете «Труд» обвинил западные банки в заговоре — они хотели свергнуть Горбачева, поэтому овладели крупными купюрами...
Никто не принял его слова всерьез. Реформа обернулась для людей новым унижением: они, бросив работу, стояли в длинных очередях, чтобы успеть за три дня избавиться от старых купюр. Невозможно было и получить свои деньги, доверенные государству. Со сберкнижки выдавали не более пятисот рублей, да еще делали пометку в паспорте!
26 января Горбачев подписал указ «О мерах по обеспечению борьбы с экономическим саботажем и другими преступлениями в сфере экономики» — милиция и КГБ получали право входить в любые служебные помещения и получать любые документы.
Через три дня новый указ — «О взаимодействии милиции и подразделений Вооруженных Сил СССР при обеспечении правопорядка и борьбы с преступностью». Этим указом вводилось патрулирование городов силами воинских частей.
Реакция в обществе — резко негативная. Горбачев терял остатки уважения. Все видели, что он боится решать сложные проблемы, откладывая их на потом, надеясь, что все рассосется само собой.
Серьезные экономисты утверждали, что попытки модернизировать систему не получаются, становится только хуже. Надо было либо возвращаться к тому, что существовало до апреля 1985 года, либо создавать принципиально новую социально-экономическую модель.
В этой ситуации все большее число людей связывали свои надежды с Ельциным. Кто еще мог противостоять Горбачеву и спасти людей от всех благоглупостей союзной власти?
Ощутив свою силу, люди вокруг Ельцина со все большим раздражением смотрели на Горбачева. Он им теперь просто мешал. Вместе с тем он был выгодным фоном — слишком осторожен, ни на что не может решиться, только говорит, но ничего не делает. Ельцин казался настоящим лидером, которому просто не дают развернуться.
Борьба за социальную справедливость часто носила демагогический характер, но в устах Ельцина все эти лозунги звучали очень достоверно.
Обращение к автономиям: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить!» — тоже было сильным ходом, который сразу привлек на сторону Ельцина целые республики. Потом, когда Советский Союз рухнет, у него начнутся неприятности с автономными республиками, но это уже отдельная тема.
В окружении Горбачева не могли понять, что происходит. Почему интеллигенция отвернулась от Горбачева и восхищается Ельциным: «Рафинированная интеллигентская элита в Доме кино рукоплещет пошлому, вульгарному, полуграмотному, хамскому «лидеру»! Кто поверит, что она не понимает, кто перед ней? Значит, ей это нужно?»