Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина
Шрифт:
В окружении Горбачева говорили о том, что общество готово взорваться и, если Ельцин объявит всеобщую политическую забастовку, толпа сметет союзную власть.
Действия Горбачева только помогли Ельцину. Именно в нем увидели единственную защиту от произвола властей. В такой ситуации никто не решился требовать его отставки.
28 марта открылся третий, внеочередной съезд народных депутатов РСФСР. И возмущенные действиями Горбачева депутаты вступили в борьбу с Кремлем, а не с Ельциным. Попытка силового давления на съезд укрепила позиции российского лидера.
Сергей Филатов рассказывал:
—
Бывший помощник Лигачева Валерий Легостаев разочарованно вспоминает:
«В решающий момент, когда нужно было ставить вопрос о доверии Б.Н. Ельцину, слово неожиданно взял И.К. Полозков и как первый секретарь ЦК КП РСФСР фактически снял вопрос с голосования...
Возможно, он проявил малодушие, а может быть, хотел застраховать ЦК и коммунистическую фракцию на съезде от разгрома, в случае если бы Б.Н. Ельцин, несмотря ни на что, набрал бы большинство голосов, необходимое для сохранения за ним должности председателя Верховного Совета РСФСР.
Съезд, вопреки надеждам его организаторов, привел к существенному усилению позиций Б.Н. Ельцина. Борис Николаевич не только сохранил за собой все полномочия, но и добился их серьезного расширения...»
Ельцин провел съезд, получил чрезвычайные полномочия и уехал отдыхать в санаторий «Красные камни» в Кисловодске.
Горбачев говорил на заседании Совета безопасности, что через два-три месяца кормить страну будет нечем. В Москве выстроились очереди за хлебом.
Ельцина, как и раньше Горбачева, явно раздражала необходимость день за днем высиживать на заседаниях Верховного Совета.
Сергей Филатов, который работал с ним в президиуме Верховного Совета, рассказывал мне:
— Он не всякую работу любил. Всегда виден был главный вопрос, который его интересовал. Я это особенно остро ощущал, потому что весь вечер, до глубокой ночи, готовили заседание Верховного Совета. Все документы заранее отпечатали, чтобы не пороть горячку. Утром или вечером он должен подписать повестку дня. Если вечером по тем или иным причинам не удавалось ее подписать, то иногда получалось, что утром она возвращалась — за несколько минут до начала заседания! — с исправлениями.
Ельцин очень не любил и даже почему-то боялся раскрывать публике все финансовые дела. Ведь я даже в администрации президента не смог добиться того, чтобы наша смета стала доступна людям. А у меня было желание показать, сколько уходит денег на администрацию, на самолеты, на зарплату.
В Верховном Совете мы этого добились, информация стала доступной журналистам. Но он очень тяжело к этому шел, не любил разглашать все эти вещи. Почему? Он редко когда что-то объяснял...
Когда он в последний момент правил документы, у нас начинался аврал, потому что за несколько минут надо было всю повестку перепечатать, размножить, отнести вниз, туда, где регистрировались депутаты, поменять подготовленные им пачки документов. А главное — надо было отвечать на недоуменные вопросы депутатов, потому что они знали, какие вопросы предполагалось обсудить, и вдруг
И мы не успевали подготовить к новой повестке дня свою команду, потому что готовились к каждому заседанию, как готовились и коммунисты. Это тоже было искусство: когда накалять обстановку, а когда ее нормализовать...
Съезды народных депутатов проходили в борьбе двух блоков — «Демократической России» и «Коммунистов России». Оба имели примерно равное число депутатов — по 400—450 голосов. Оба блока пытались привлечь к себе тех, кто еще не встал на чью-то сторону.
— Какое впечатление производил тогда Борис Николаевич — работяги, который не спит, не ест, а только вкалывает? Или человека, который умеет уклоняться от неприятных дел?
— Было и то и это. Как у каждого человека, у него были любимые дела и нелюбимые. Вот что бросилось мне в глаза. Он очень внимательно изучал бумаги. За каждым замечанием, которое он делал, была ясна его мысль. И меня он часто поражал зрелостью и опытностью своих замечаний.
Ходили слухи о том, что бумаги он просматривает примерно в пять утра. Он встает рано и усаживается за бумаги. А бумаг через него проходило много, хотя мы пытались некоторые из них предварительно пропустить по кругу. Одних только законов, указов и распоряжений в год надо было подписать тысячу с лишним. Ведь все нужно просмотреть, а некоторые проекты он, не подписав, возвращал, ставил вопросы.
— Ельцина часто сравнивают с Горбачевым. Но тот любил поговорить о себе, изложить свою стратегию. А Ельцин?
— Знаете, у него не было стратегии. И может быть, трагедия нашей эпохи состояла в том, что у него не было своего видения и своей программы. В принципе мы могли повернуть дело по-разному, это не от него зависело. Скажем, приняли Декларацию о суверенитете России. Ельцин практически не имел к ней никакого отношения...
Летом 1990 года многие председатели Верховных Советов республик поспешили переименовать себя в президенты. Ельцин не спешил. В начале 1991-го в Верховном Совете России встал вопрос о необходимости избрать президента.
Ельцин и его окружение настойчиво внушали людям, что пост президента — единственный путь спасти Россию от всех проблем. Тут устремления демократов совпадали с лозунгами национально-патриотических сил, которые говорили, что русских обижают и Россия не должна платить за всех.
17 марта на референдуме жители России отвечали на вопрос: нужен ли пост президента РСФСР? Больше 70 процентов россиян захотели иметь своего президента.
Выборы первого президента Российской Федерации были назначены на 12 июня 1991 года.
Накануне выборов я разговаривал с Галиной Старовойтовой, депутатом двух парламентов — союзного и российского. В тот момент она была членом Высшего консультативно-координационного совета при Ельцине. Потом она станет советником президента.
— Может ли существовать страна с шестнадцатью президентами — пятнадцатью республиканскими и одним союзным?
— Может. Но не как единая страна, а как конфедерация.
— С вашей точки зрения, Советский Союз останется единой страной или распадется?