Кремлевский джентльмен и Одноклассники
Шрифт:
Остальные после многочасового перелета и попойки в аэропорту чуяли себя неважнецки. Василь Аксеныч и Тома, не сговариваясь, заказали себе в номер массажистку и за завтраком выглядели неприятно удивленными, тем, что поиски ее растерянной администрацией пятизвездочного отеля продолжаются. Космонавт морщился от головной боли, но в радостном возбуждении рвался посмотреть завод, который «наконец-то начнет пользу Родине приносить». Валерка, к моему удивлению, дожевав лист салата, взял происходящее под контроль:
– Инспекция днем. До того
Я? Честно говоря, я не был готов к широким полномочиям. Но про себя подумал, что и не такие задачи выполнял. В конце концов, мы с тобой, Принц, однажды добрых два дня заменяли верховную власть в одной южноамериканской стране, заперши дверь на единственную там телевышку. Я допил стакан свежевыжатого апельсинового соку, сильно напоминающего сок из пакета, и сказал, что начну с начальника городской милиции. Ему виднее социальная обстановка в городе.
– Про маньяков спросите, молодой человек, – попросил меня Оюшминальд, притиснув бородой к золоченому косяку ресторанной двери. И еще погрозил пальцем, чтоб я, видимо, не напутал ничего: – я внучку в город, полный серийных убийц, не повезу.
– Слушайте, а у вас шведское, что ли имя такое странное? – задал я вопрос, давно вертящийся на языке: – или испанское?
Старый полярник посмотрел на меня безнадежно, как на умственно отсталого пингвина, и отчетливо проговорил:
– Отто Юльевич Шмидт! На льдине!
ЗЫ: Отдельное зрелище – прибывший в город и растекающийся по улочкам московский низовой менеджмент НПС-6, очень – но напоминает рекламные ролики Бекмамбетова про Чингис – Хана…
Солдатик загремел ключами, не сразу угодив ими в скважину замка. Тут и правда было холодно, квадратный проем каменной стены вел прямиком в дворик, протоптанный от снега только по краю. Сквозь пару зарешеченных, без стекол окошек на другом, низком берегу реки виднелся, в морозном тумане город Окладинск. Заводские трубы торчали из переплетения улиц, как намазанные салом столбы, на которые предстоит взбираться местным смельчакам по случаю масленицы.
– Весной не подтапливает вас? – поинтересовался Вихорь, хотя на языке вертелся совсем другой вопрос.
– Бывает, – Кравченко, стянул с круглой головы серую ушанку и охотно кивнул – тот берег низкий, болотистый. А наверху скалы и ветрища наши, сам слышишь. Только монахи здесь и строились. При Советской власти затеяли было скалы равнять и новый район возводить на зависть городу Нью – Йорку. На бумаге осталось.
Они поднялись по истертым каменным ступеням. Солдатик – часовой, потопав валенками, отпер толстенную деревянную дверь, обитую по углам ржавым железом.
– Видно, что монахи, – проворчал Вихорь, сбивая снег с одежды и протискиваясь в дверь. – Чтоб не зажирались, чтоб пост блюли, а то в двери не пройдешь.
Комнатенка
– Не хоромы, – согласился Кравченко, – и не Канары. Зато побегов за все годы не случалось. А, рядовой?
Солдатик прижал рукавицу к шапке и вышел, не говоря ни слова.
Кравченко стащил перчатку с левой руки, и тут же обнаружилось, что двух пальцев на этой руке недостает. Природа наделила его кувшинным рылом и громовым голосом, а кулак его даже покалеченной руки не хотелось бы понюхать. И лишь в глубоко посаженных под седыми бровями колючих глазках светились недюжинные ум и воля.
– Ты спросишь, почему в тюрьме разговариваем?
– Не спрошу. – Вихорь не спешил разоблачаться. Он оперся о дощатый стол ладонями и, акцентируясь на личных местоимениях, проговорил медленно: – я спрошу у тебя твое звание.
Кравченко захихикал мелко и басовито. Его лысая голова и усатая физиономия наливались краснотой, словно он подзаряжался в этой комнате от своего атомного котла.
– А звание мое такое будет, – сказал он безбоязненно глядя в глаза подполковнику ГРУ. – майор милиции. Вот так вот. Я – майор, а ты в отставке. Так что давай просто на «ты».
Вихорь сел на табурет. Оленья доха мешала, как плащ мушкетера. Помещение давило на плечи почти физической тяжестью.
– Давай на «ты», – согласился он: – ну, тогда, может, объяснишь, как это «пропал без вести». Как может у тебя в подчинении оперативный работник пропасть без вести? И ни в главке, ни в Москве об этом никто…
– Лаврентий Титов мне – как сын, – сказал Кравченко неожиданно, с грохотом вытащил ящик из письменного стола почти целиком и со стуком расставил по облупленной поверхности пару граненых стопок. И поправил сам себя: – Как сын был. Второй нормальный мужик в нашем прекрасном Окладинске, будь он проклят. Помянем?
Сергей Вихорь взял предложенную рюмку, положил на стол и прокатил ладонью. Граненое стекло зарокотало. По другую сторону стола сидел не просто человек старой формации. Раритет.
– Это север, – сказал Кравченко, разливая водку из секретарского графина: – не Москва и не Ленинград.
– В чем разница?
Начальник гормилиции указал полной рюмкой на зарешеченное окошко, будто тост объявлял.
– Ты вон трубы посчитай, – посоветовал он, запуская три пальца левой руки сперва за ворот меховой дохи, а потом в серебристую шевелюру, довольно густую еще на висках: – С давних пор. С советской власти, он здесь главный. Горком, исполком, это все так, для блезиру. Начальник гормилиции всю жизнь в капитанах – майорах, тоже можно. А вот перед тобой знаменитый Окладинский завод электродов. Познакомься. Не будь его, остался бы городок парой лабазных переулков.