Кремлевский фантомас
Шрифт:
«Позор? – думал Костя. – Может, и нет. Может, скажут – своя точка зрения».
Но скорее всего вообще не заметят. Читатели-москвичи разъехались. Да и газета – чепуха, бульвар.
Всю субботу Касаткин читал книгу и видел фигу. «Но зачем грязь лезет в князи? – думал он. – Ведь сказано: последние и так первые».
Одно было ясно: Яйцеголовый – тщеславный дурак, если только не псих из сумдома.
17 июля, в воскресенье, утром, вышло «Это Самое» с заказанной Фантомасом заметкой.
А спустя несколько часов, как нарочно, яйцеголовый
Костя сидел при бабушке и не веря своим ушам слушал радостное радио. Поздно вечером пришла Катя.
17
РАБЫ НЕ МЫ
Катя пришла с рукой в гипсе.
Костя быстро вздохнул, выдохнул и сказал:
– Говори.
– Не может быть, – выговорила Катя, привалившись к кухонному шкафчику.
– Что не может? Где ты была?
– Сидела в подвале.
– Рассказывай.
– Пришел е-мэйл мне в библиотеку утром в среду: Костя в туннеле, просит приехать, сквер за Карлом Марксом, спуститься вниз в люк, люк там-то, открыт, давайте скорее.
– Что за бред!
Катя присела на табуретку.
– Я из Горьковки бегом через площадь наискосок, чтоб не крутить в переходе. Прибегаю. Люк открыт. Спускаюсь. Там сухо, ходы. Кто-то хватает за ворот, упирает что-то в спину и шипит: «Дуй вперед». Я пошла машинально. Иду, еще не боюсь, потому что не может такого быть.
– Может. В среду тебя видел там хмырь.
– Эту свою пушку тип упер мне в спину. В косточку, больно. На ходу он натянул мне на голову кусок чулка. А мне дергаться стыдно. Думаю, если шутка, неудобно скандалить, как дура.
– Неудобно сама знаешь – что.
– Он в маске, спецназовке, но у тебя тоже снайперка.
«И спецназовка, маска, у меня была, ее с шеи на лоб долго закатывать, а закатаешь – отворот вокруг головы – как колбаска», – нечаянно вспомнил Костя. В самые напряженные моменты думаешь не о том.
– Он тычет мне в спину, больно в косточку. Дошли, кажется, до рукава: слева мелькнул свет. Я сняла брошку, кинула на углу на всякий случай.
– Да, да.
– Этот тип не заметил. Я, чтоб отвлечь, поскользнулась на кучке. Мы идем почти бегом. По ощущению все время прямо. Я уже понимаю, что дело – дрянь, но от этой трусцы перестала соображать. Поднялись куда-то, по звуку – вошли, пошли, прошли, опять вошли. А этот шипит.
Костя хмыкнул:
– Хрен безголосый. Без глотки он, что ли?
– Да. Он шипел. Шипит: «Не бойся. Отдохнешь три денька и выйдешь. На-ка, позвони на службу и мамаше, объявись, что всё в порядочке». Набрал номер по сотовому, дал мне трубку, я сказала заведующей: «Марья Владимировна, у меня обстоятельства до понедельника». Потом звоню матери, как велел: «Мам, как дела, всё хорошо, скоро позвоню».
– Это я знаю, – вставил Костя.
– Ну и вот. Пушку от меня он отнял. У него в маске только дырки. Он стоит, моргает, как Вий. «Садись, – шипит, – и не балуйся. Звать
– Господи. Где это было?
– Костя, послушай. Я сидела там четверг, пятницу, субботу.
– Где?
Катя мотнула головой, словно встряхнулась.
– Кость, подвал, хлам там, дэзовский всякий, штабеля батарей, вроде новых, а лежат, впечатление, – лет тыщу. Сегодня утром дверь открыла. В смысле, я толкнула – не заперто. Выхожу – лестница нормальная, но темно. Упала, встала, выбралась. Костя, я вышла у вас во дворе.
– Где-где?
– Во дворе.
– Так.
«Неужели не врет?» – подумал Костя.
– Где бывший первый фонтан.
– В котором Чкалов пил шампанское, – автоматически вспомнил Костя и встряхнулся. – Тьфу. Кать. Не может быть.
– Одна стена вся в дырочках и выемках, как от пуль.
– Да. Тир. Там отдыхала жена Тухачевского. Она снимала нервное напряжение… – Говоря о доме, Касаткин всегда вспоминал что-нибудь. Он не мог удержаться. Это было сильнее его.
– Хорошо, – спохватился Костя. – Ты сказала кому-нибудь?
– Ты что! Я сначала дунула в арку. Думала – скорей, пока этого типа нет. Потом поняла, что игра кончилась.
– Кончилась, – повторил Костя.
– Я хотела подняться к тебе, но рука болела дико. Поехала в Склиф. Сделали снимок – трещина. Теперь – видишь.
Катя опустила глаза на свой гипс до локтя и левой рукой отколупнула корочку ободранного Костей за день хлеба.
Растерянно замолчали.
«Или врет?» – Костя включил чайник, заварил два пакетика моментального супа, достал «докторскую» и кусок сыра.
Костя и Катя смотрели друг на друга, но словно сквозь.
– Значит, – жуя, сказал Костя, – вы дошли под Манежной и Боровицкой прямо до Берсеневки.
– Кошмар! Целый город, а никто о нем не знает.
– Да брось. Все знают. Технические дела. Не древний же у нас Рим, чтобы пробавляться акведуками. Яйцеголовый всё рассчитал, Кать.
И Костя рассказал ей, как написал заметку «Хозяин Кремля».
– Так это был он?
– Он.
– А что он рассчитал?
– Как – что? Что будет хозяином. Он и похозяйничал уже в Оружейке.
– То есть?
– Ограбил.
– Кто сказал?
– Радио.
– И что взял? Корону?
– Пернач.
– А что это?
– Головное украшение коня. Корона, только лошадиная. Шутник.
– Драгоценная?
– С рубином-карбункулом «Шах-ин-шах».
– Ограбить Оружейку никто не может.
– Как видишь, он может. Непонятно только, как он нашел меня.
– Ты играл с огнем, Кот.
– Такая работа.
– Вот и работай на него.
– И поработаю. Зато есть надежда, что я выясню, кто он.
– Мы с тобой уже выяснили, – буркнула Катя.
– Что мы выяснили?
– Что он – хозяин, а мы – рабы.