Креолка. Тайна аристократки

Сойер Шерил

— Ты должна спросить, — сказал Жозеф.

Она почувствовала себя в западне.

— Я все сказала. Что еще? Мать привезла меня на плантацию после того, как приняла роды в Форт-Рояле.

Он кивнул:

— Мулатка умерла. Она была почти белой. И свободной.

— Возможно. Это не имеет значения.

— Айша, та женщина не была рабыней.

— Но я-то рабыня. — В ее низком голосе звучал гнев.

— Она была свободной, как и твой отец, потому что твой отец был белым. Кто он был, Айша?

— Меня это не интересует. — Ее глаза вспыхнули, и Жозеф отвел свою руку.

— Посмотри, — сказал он.

Тут Айша заметила,

что подол ее платья поднялся над коленями, и ладонь Жозефа прижалась к ее голому телу. Даже в полутьме был виден резкий контраст между цветом их кожи. Там, где солнце никогда не касалось ее кожи, она была почти такой же белой, как у дочерей хозяина. Большая рука Жозефа грациозным движением спустилась к бедру Айши. Казалось, он передает ей какое-то деликатное сообщение.

Она положила свою руку поверх его ладони:

— Я ничем не отличаюсь от тебя.

— Посмотри в зеркало, когда пойдешь к мадемуазель Антуанетте в следующий раз.

— У меня такие же черные волосы, как твои.

— Но более гладкие. — Взгляд Жозефа скользнул по ней. — Нос у тебя узкий.

Другой рукой он слегка сжал ноздри Айши, и она слегка тряхнула головой, чтобы освободиться. Жозеф засмеялся и обнял ее.

— Твоя шея длинная, как у Лори, и тонкая, а плечи — сильные, как перекладина, к которой привязывают крупный рогатый скот.

Его руки продолжали дразнить Айшу, но она не улыбнулась ему.

— Спина у тебя прямая, как сахарный тростник в поле, глаза черные, как ночь, но, — его рот приблизился к ней, — что можно сказать об этих губах?

Он поцеловал ее прежде, чем она успела ответить. Его голос дразнил ее, но поцелуй был серьезным и нежным. Теплые, сильные, настойчивые губы Жозефа приникли к ней. Руки, лежавшие на плечах Айши, притянули ее, и она ответила на поцелуй Жозефа.

Вздохнув, она спросила.

— А что такого с моими губами?

— Ничего, но здесь, — он приложил свой указательный палец к уголкам ее рта, — они выглядят иначе, чем у наших людей.

— Не говори мне этого.

— Пришло время сказать.

— Нет! — Айша вскочила и побежала к волнам. Вся жизнь этой девушки была двусмысленной, и это сказалось на ней. О светлой коже Айши не говорили, о ее матери даже не упоминали, но ее воспитание во многом отличалось от того, которое получали девушки с плантации, выросшие рядом с ней. Никто не напоминал об этом Айше. Люди принимали ее такой, какая она есть, только Жозеф сейчас не мог ее принять. Он мечтал, чтобы Айша стала его женщиной, но, прежде чем сблизиться с ней, хотел знать все. Жозеф проявлял терпение. Айша поняла: он долго ждал исполнения своего желания, тем не менее он оставался непреклонным.

Стоя в волнах, Айша смотрела, как приближается Жозеф. Белый хлопок ее платья, подрубленный внизу, слегка двигался под напором воды, и фосфоресцирующий свет мерцал на бледных руках Айши. На прекрасном тонком лице сверкали глаза, и, увидев их выражение, Жозеф остановился. Воцарилась такая тишина, что, казалось, даже волны бесшумно накатываются на песок.

— Я хочу кое-что сообщить тебе, — шепнул Жозеф.

— Подожди. — Она подняла руку.

И тут заговорила земля. Ее ропот внезапно прозвучал в тяжелой тишине, насыщенной неизвестным ужасом. Они почувствовали, как подрагивает земля под их ногами. Теперь волны одна за другой набегали на берег, вздымая песок и гальку.

— Гора! — Жозеф схватил Айшу за руку.

Почва

под их ногами продолжала колебаться, и они, объятые страхом, смотрели на вершину старого вулкана, нависавшего в слабом лунном свете над плантацией Маунт-Пелле. Колебания уменьшились, но галька и более крупные камни падали со скал и скатывались по ним с резким звуком. Деревья затрещали, и последний толчок, достигнув воды, затерялся в море.

Они долго стояли, пока не убедились в том, что гора замолчала, а затем осторожно пошли от побережья к скале, где сидели до этого. Луна снова вышла из-за облаков, и пока Айша поднимала длинную связку сахарного тростника, Жозеф стряхнул грязь с верха корзины. Молча, держась за руки, они поднялись вдоль реки к каменистой тропинке. Лишь, когда они достигли деревьев, ночные создания вновь завели свои песни, подул легкий ветерок и донес до леса запах морской соли.

Они были уже недалеко от того места, где Жозеф обычно охотился на крабов. Айша посмотрела в сторону плантации. Она все еще не пришла в себя после землетрясения.

— Моя мать волнуется.

— Мы только поймаем парочку крабов и быстро вернемся. Ей нравятся крабы-солдатики.

— Но она очень рассердится.

— Пусть сердится на гору.

Им обоим это показалось чертовски смешным, и они едва не расхохотались. Жозеф положил трут на сухую землю, прикрыл его веточками и высек огонь, ударив кремень о кремень. Когда Айша поднесла к огню конец факела, он воспламенился с шипением. Стряхнув грязь с факела, они продолжили путь под деревьями. Свет факела привлек крабов-солдатиков, и они быстро выбрались из своих норок. Жозеф поймал первого, схватив его пальцами повыше панциря, потому что, если схватить солдатика за одну из ножек, он сбросит ее и тут же исчезнет в норе.

— Роскошный краб. — Жозеф поднял крышку с корзины и бросил его внутрь.

Айша тоже схватила одного из солдатиков. Его панцирь показался ей удивительно мягким. Краб, недавно сбросивший старый панцирь в море, редко появлялся из норки до того, как обретет новое покрытие.

Они ловили разбегавшихся животных. Пламя факела трещало над головой Айши. Связка тростника быстро догорала. Факелы, подобные этому, достигали семи футов в длину, когда их делали из хорошего тростника. Правда, они были хуже факелов из свечного дерева, но свечных деревьев на их плантации мало. Продолжительность ночной охоты зависела от того, сколько будет гореть их факел. Он с шипением поглощал остатки сахара из клетчатки, образуя мерцающее кольцо вокруг руки Айши.

— Белый краб! — воскликнула она и быстро схватила его, но затем выпрямилась и, улыбаясь, протянула Жозефу. Длинные ножки краба дергались в воздухе, а его громадная правая клешня угрожающе сжималась. Он был в три раза больше солдатика.

— Отец семейства, — заметил Жозеф и открыл корзину. — Хорошо.

— Поймаем еще одного такого и домой.

Когда они поймали еще одного белого краба, Айша обрадовалась, ибо улов обычно делили между двумя хижинами: Жозефа и ее. Они направились назад по тропе, и, когда факел стал совсем коротким, Айша сбросила его со скалы. Они шли по освещенной лунным светом тропинке среди кустов мимозы. Тут было бесполезно охотиться, потому что у крабов, живущих под мимозой, мясо отравлено. Айша подумала, что эти белые крабы похожи на французов, которые высасывают богатство из сахарного тростника на Мартинике, но кормят отравой ее народ.