Крепость

Буххайм Лотар-Гюнтер

– Чертовски правильное место выбрали! – шумит Бартль.

И он прав! Бартль же добавляет: – Приятного аппетита! – и затем: – Мечтать не вредно! И произносит он это с полным отчаянием, потому что ствол лежащего поперек дороги дерева имеет в нижнем комле диаметр почти в метр. Нет никакой возможности быстро сдернуть его, разве только начать пилить – работа дня на два.

– Просто, да не просто, – произносит Бартль. И это уже слишком для меня: В ярости я с размаху пинаю ствол, но результатом этого становится только нестерпимая

боль в пальцах ноги – и эта боль приводит меня в себя.

Развернуться?

Это было бы самое плохое, что могло бы произойти с нами. После нашего блистательного отъезда это было бы полным для нас унижением.

Могу хорошо представить себе злорадство на лице парня с моноклем, когда мы вновь поя-вимся у него – поджавши хвост.

Стою не таясь. Если что-то и должно случиться, то оно случится. Но все остается спокойным. Вдобавок ко всему слышится пение птиц. Не хочу думать, что это за птицы, но мне кажется, это наверное жаворонки.

Машу рукой «кучеру», подзывая его к нам. Вместе с ним наша боевая команда кажется воо-руженной до зубов.

А как быть дальше?

Я уже подумал было, что эти сволочи лежат здесь в засаде и держат нас на мушке – согласно классике захвата инкассаторских машин. Но кроме этого необхватного ствола на дороге нет ничего более, что могло бы служить дополнительным укрытием для засады.

Но почему именно здесь? спрашиваю себя и тут же нахожу решение: Это дерево во всей ал-лее было единственным такой величины, все другие имеют вдвое менее толстые стволы – и, кроме того, Бартль прав: никакого шанса объехать дорогу с обеих сторон, кюветы слишком глубоки, а луга выглядят болотисто влажно.

И тут слышу издалека глухой гул мотора и срываю «кучера» с дороги. Бартль уже лежит в укрытии.

Проклятье!

Думаю, теперь нам точно крышка.

Гул мотора без сомнения доносится с другой стороны ствола дерева и быстро усиливается. Тяжелый грузовик?

Бартль согнувшись, перебегает вдоль лежащего поперек дороги ствола и исчезает в кювете. Хватаю «кучера» за шкирки и исчезаю с ним по моей стороне в канаву. Затем медленно высо-вываюсь осматриваясь...

Чертовски глупо, что дорога делает изгиб сразу за стволом. Поэтому я все еще не могу видеть никакой машины. С автоматом наизготовку приподнимаюсь, левое плечо прижато к дереву, немного выше. Если террористы начнут слезать с грузовика, Бартль, надеюсь, не промахнется. Но лучше предупрежу его.

– Если это террористы, то пусть они сначала все выйдут! Вы меня понимаете, Бартль?

Бартль кивает. Он стоит с пистолетом наизготовку под защитой дерева у шоссе.

То, что я затем вижу, заставляет меня на одно мгновение застыть, открыв рот: Приближается бело-зеленый автобус – никаких сомнений – это автобус из Парижа!

Уверен, он полон террористов!

До автобуса всего каких-то двадцать метров. Он медленно катит. Затем отчетливо слышу треск ручного тормоза.

Черт!

Ветровое

стекло слепит: Не могу рассмотреть внутреннюю часть салона, сколько их там. Мо-тор автобуса продолжает работать. Что же там происходит? Никто не хочет двигаться что-ли?

Жду, едва сдерживая от волнения дыхание, палец на курке.

Скосив взгляд, смотрю в сторону Бартля: Там тоже никакого движения.

Наконец кто-то выходит из кабины водителя – в форме. Еедва верю своим глазам: немецкий солдат! Мелькает мысль: Это должен быть чертовски смелый вояка! Вместо того чтобы остано-виться на достаточно безопасном расстоянии перед завалом и уйти в укрытие, он так плотно подвел свой автобус к дереву, будто и не видел его!

Боец все еще не бросает даже краткий взгляд на близлежащую территорию. Он лишь пару раз стучит носком правого сапога по стволу. Если бы мы были Maquis, то могли бы поймать его с помощью лассо. Ну и нервы у этого парня! Либо очень крепкие, либо их совсем нет. Надеюсь, это ему поможет, и он не наделает тут же в штаны, если я сейчас напугаю его. Но что еще я могу сделать из своего укрытия, кроме как крикнуть ему: «Эй, мужик!»?

К счастью, боец немедленно поднимает руки, но когда видит меня, а затем Бартля, и Бартль кричит ему:

– Отставить эту ерунду! – он снова опускает руки.

– Откуда Вы едете? – спрашиваю его, когда нас разделяют еще добрых десять шагов.

– Из Парижа, господин лейтенант!

Хотя автобус является точно парижским автобусом, я все же озадачен до такой степени, что присаживаюсь, чтобы переварить услышанное: Вот солдат один как перст на зеленом автобусе прибывает непосредственно из Парижа, и здесь в этой местности – здесь, на этом чертовом юге – объясняет нам, что это никакой не драпак, а простая поездка.

С другой стороны, если этот сумасшедший доехал на своем автобусе досюда, то дорога в принципе свободна – «в целом», как говорят швейцарцы. Свободна, до тех пор, пока франтиреры не расположат на дороге новые препятствия.

Словно прочтя мои мысли, ефрейтор говорит:

– Они делают это только ночью. Днем не осмеливаются высунуть нос, господин лейтенант.

Поскольку партизаны не могут представить себе, что кто-то из нашей фирмы осмелится пус-титься в дорогу днем, дополняю втайне, а вслух громко спрашиваю:

– А Вы видели какое-нибудь движение на дороге?

– В Loire, но затем нет, господин лейтенант.

– Обер-лейтенант, – обрушивается на него Бартль, и я вынужден успокоить его движением руки. Водитель автобуса не может знать, что меня повысили в звании.

– А самолеты?

– Самолеты были, господин лейтенант. Но для них я, пожалуй, не представлял интереса.

Пока беседуем таким образом, спрашиваю себя: И как теперь мы преодолеем этот чудовищ-ный ствол? Все прекрасно и хорошо, пока мы стоим здесь все вместе, но как продвигаться дальше?