Крепость
Шрифт:
Не могу сообразить, что надо делать в этой ситуации: человек молчит, и глаза у него закрыты. На нем я также не вижу никаких следов ранений, нигде ни капли крови. Подходят двое солдат. Хочу уже приказать им: «Давайте его сюда!», как летчик пытается приподняться на локтях, но его затылок будто пришпилен к земле. Лишь живот изгибается дугой вверх. Раздается стон — человек резко вздрагивает и в ту же секунду, вытянувшись во весь рост, замирает. Он лежит совершенно ровно, лишь кисти рук задраны вверх. Рот открыт в немом крике. Глаза широко открыты и неподвижно смотрят в небо.
— Вот
— Отошел. — говорит другой.
Два Фольксвагена с металлическим кузовом без заднего борта несутся мимо нас как наперегонки. Пристраиваемся за ними. Вся кавалькада останавливается на почтительном расстоянии от горящего самолета, т. к. боеприпасы трещат и разлетаются высоко в воздух трассерами. Однако трое или четверо человек подбираются пешком к самолету. Видно как эти люди вытаскивают за руки и ноги погибшего летчика из чрева горящего самолета. Зачем? Его самолет послужил бы ему прощальным крематорием.
Подбегают солдаты. Но, думаю, надо бы убраться отсюда поскорее: в любой момент могут налететь штурмовики. Навряд ли они пропустят такую массу людей.
Задаюсь вопросом: «Почему не сфотографировал тех летчиков, лежащих на земле?» Оробел? Или испугался? Почему во мне все опускается, когда вижу мертвецов? в Ла Боле мне надо было не стесняться сфотографировать мертвого летчика. Мне и сейчас стыдно, что на той фотографии моя собственная тень легла на мертвое тело.
Из головы никак не уходит вид мертвых летчиков увиденных сегодня. Так «уютно» вытянувшись, как тот, первый — в этом что-то странное. И вдруг меня осеняет: оба сегодняшних пилота были без кислородных масок. Что это может означать? Потолок их полета был 6–7 тысяч метров. Значит, они должны были быть в кислородных масках. Или нет? Надо бы спросить какого-нибудь летчика! Так и запишем в свою книжечку. Остается только найти кого-нибудь из летунов.
На городском рынке встречаю армейского капитана, бросающегося в глаза своей оживленностью: маленький, с пивным пузом, человечек, которому подошло бы слово: «Embonpoint». Капитан оказывается очень словоохотливым:
— Вчера на Берлин совершили воздушный налет 2500 американских бомбардировщиков и штурмовиков. Было сбито 44 самолета….
— Это сообщение Вермахта?
— Нет!
Это «нет» означает лишь то, что новости поступают также и с английских радиостанций. Но никак не могу представить себе 2500 бомбардировщиков. 2500 муравьев — это еще, куда ни шло, но не 2500 бомбардировщиков! Мое воображение просто отказывает мне в этом случае. Перевожу разговор на возможность второй высадки союзников.
— Сюда-то уж они точно не сунутся!
— Не скажите, — возражает собеседник. — Эти парни уже пытались раз высадиться здесь. А потому сунутся вновь. И думаю, что они готовы сделать это в любой день. посмотрите-ка на французов: ведь их почти не осталось в городе. И не без причины. Они имеют такую информацию, которую НАМ никогда не получить!
— Но здесь же везде обрывистые берега и скалы, — вяло сопротивляюсь.
— Не круче, чем там, где они уже высадились. Кроме того, здесь везде достаточно лощин. А потом, я делаю ставку вовсе не на Дьеп. Могу назвать пару-тройку
Удача! Снова попал на человека со стратегическим мышлением. Смотрю на этого человечка, стоящего передо мной с важным видом, и невольно сравниваю его с Наполеоном.
— Никак не могу понять, что, собственно говоря, имели в виду Томми, планируя свою высадку в Дьепе. — продолжаю разговор.
— Что они имели в виду, мне тоже не ясно, — отвечает капитан. — Нашим бы ребятам следует собрать воедино весь имеющийся опыт подобных операций…. Впрочем, это были не Томми!
— Как это «не Томми»?
— Канадцы. Они хотели силами 5–6 тысяч человек занять город и разрушить порт. Но им не повезло. В то время еще жил и здравствовал наш Люфтваффе. Потери канадцев были очень велики: 3600 человек. И среди них 900 убитых, сожжены 28 танков и много десантных средств. Это для них была не просто неудача. Это была настоящая катастрофа!
— Но почему?
— Может потому, что у них в штабах такие же безмозглые свиньи, что и у нас. Для них тоже не играет роли потеря пары тысяч человек. — Говорит с горечью капитан и замолкает.
Может, ему стало страшно оттого, что он так разоткровенничался перед первым встречным, пожелавшим его выслушать.
Иду неспешно дальше и вижу группки людей с детскими колясками и тележками, на которых лежат матрацы и покрывала. Следую за ними и выхожу по проулку к ярко освещенным солнцем меловым стенам. В пещерах у их подножий, лежат черные тени. Глаза еще не успели привыкнуть к темноте, но различаю очертания расположенных слева и справа от длинного прохода рядов нар, на которых бесформенными кульками лежат спящие люди. Многие накрыли лица полотенцами. Как быстро человек теряет свою человеческую сущность, вот так свернувшись клубком. В глубине пещеры горят электрические лампы и, двигаясь по проходу, вижу все новые боковые коридорчики. Это настоящие катакомбы в скальном грунте.
Интересно: в то время как эскадрильи бомбардировщиков кружат над городом, о городе едва ли хоть один француз думает. Они с интересом смотрят в небо и словно крысы убегают в эту нору. Вечером же они просто коротают здесь время. Неужто человеку живется легче, когда он ВИДИТ опасность?
По вымершим улочкам бреду наверх, к крепости. С выступа ее стены обозреваю весь город: сумятицу краснеющих под закатным солнцем зданий, пляжи, скалы, упирающиеся в песок берега и спокойное вечернее море до самого горизонта. Узнаю очертания мелких заводей.
Задолго до отплытия поднимаемся на борт, чтобы успеть ознакомиться с кораблем. несмотря на свои размеры этот катерный тральщик построен из дерева. Водоизмещение его — 180 тонн, длина — 40 метров, ширина — 6 метров, осадка — 1,8 метра. Двигатели развивают скорость в 24 узла. Вооружение незначительное: пулеметы калибра 3,7 на турели перед мостиком выглядят довольно элегантно. Вторая турельная пулеметная установка стоит на корме. На каждом борту по три глубинные бомбы. Трал лежит на юте — подсекающие буи, буксирующие буи: толстые сигары с плавниками рулей. Длинный трос. На этот раз не все оборудование будет использовано.