Крест и порох
Шрифт:
– Воевода наш полагает, дозоры дальние в земли колдовские у нас лучше всех прочих получаются, – мрачно ответил Силантий. – И тебя, баламут, тоже в лазутчики мои зачислил. Ныне повелел забраться во владения чужие как можно далее, проведать, что происходит там, чего дикари творят, готовят и замышляют, и с тем известием не позднее нежели чем через две седьмицы вернуться.
– Как же мы их замыслы проведаем, десятник?
– Ты не о том помышляй, баламут, а о травке, веточках и цветочках! Понял?! Смотри у меня! Опять свару пустую затеешь – я тебя сам драконам здешним скормлю!
– Да ладно, один я нешто
– Чего-о?! – повысил голос Андреев.
– Травка, веточки, цветочки; травка, веточки, цветочки, – тут же забормотал Ухтымка, старательно работая веслом.
– Так-то лучше, – одобрительно кивнул десятник.
– Замаскировать челнок не мешало бы, – напомнил Матвей.
– Здесь кусты, в лесу деревья, да-а, – сказал с кормы остяк. – Здешняя маскировка лесу не годится. Там надобно прятаться, да-а.
Челнок мчался вниз по течению со скоростью бегущего человека, и в лес лазутчики проникли задолго до сумерек. Остановились возле корявой ольхи, нависающей над водой, наломали с нее веток, растопырив в стороны, срезали несколько шматков коры, развесив на борта, – и покатились дальше.
– Травка, листики, – ненавязчиво напомнил Силантий Андреев, и казаки послушно забормотали этот простенький наговор от колдовского взгляда.
Верный своей привычке, на ночь десятник останавливаться не стал. Дал людям по горсти сушеной рыбы, червячка заморить, и велел уставшим укладываться на днище, оставив дежурить одного кормчего. Первым был Матвей, затем Ухтымка, Маюни, а перед рассветом за весло взялся сам десятник. Именно при нем лодка проплыла мимо языческой деревни – Силантий хорошо разглядел в серо-желтых предрассветных лучах и крытое шкурой капище с драконьим черепом на коньке, и два небольших строения от него по бокам, и несколько чумов в отдалении. Никаких караулов и даже сторожей, ничего тревожного. Обычная спящая деревня, не подозревающая, что где-то рядом идет война.
С рассветом лазутчики подкрепились и налегли на весла, не довольствуясь величаво катящимся течением. В прозрачной воде было видно, как над песчаным дном проносятся стайки рыб, как пасутся возле кустов водорослей неторопливые темные туши. В одном месте путникам попался на глаза молодой длинношей. Туша у него была будто у коровы, однако же шея и хвост – сажени по две. Бродя на своих толстых неуклюжих ногах по спину в воде, малыш прямо с глубины огладывал листья со свисающих над руслом плакучих ив.
Как раз в этот момент на берегу между стволами показалась стая крупных пернатых волчатников. Они голодно глянули на челнок, потом на пасущегося длинношея. Однако лезть в глубокие текучие воды не рискнули, отвернули в чащу. Малыш же, похоже, смертельной опасности не заметил вовсе. Опустил голову, для разнообразия вырвав клок речной крапивы, заглотал и снова задрал морду к веткам.
Река повернула налево, потом направо, в каждой излучине темнея бездонными омутами, отвернула вправо, почти прямо на запад, и широко разлилась, обмелев до глубины по колено. На многочисленных отмелях этого разлива густо росли камыши всех видов, а местами даже осока. Челнок очень скоро зашуршал днищем по песку, и казаки, чтобы не сесть на брюхо, повыпрыгивали наружу, повели лодку, удерживая ее за борт. Почти сразу зашелестела трава, из нее появилась змеиная голова размером с кадушку, вперилась в людей
– А ведь это брод! – оглядел россыпь травяных островков десятник. – Коли по берегу сюда подойти, реку пересечь без труда можно.
– Коли пешими, то переходов пять от нынешнего лагеря получится, – прикинул расстояние Ухтымка.
– Сир-тя впереди, да-а.
– Чего говоришь, остяк? – оглянулся на него десятник.
– Сир-тя, – указал рукой Маюни.
– Дикари! – Ухтымка и Матвей резко пригнулись, прячась за челнок. Силантию прятаться оказалось некуда, и он просто присел, наклонившись к самой воде.
Стоянка язычников находилась ниже по реке, уже за перекатом на излучине. Несколько чумов у самой воды; огромный дракон, рвущий окровавленную тушу и время от времени раскидывающий пятисаженные крылья; пара воинов с копьями, стоящие спиной к лазутчикам…
– К берегу! – одними губами приказал десятник, указывая вправо.
Казаки повернули челн, спрятались за ним, издалека похожим на поваленное дерево, и стали медленно толкать лодку, пробираясь от одного камышового куста к другому. Островки и мешали и выручали одновременно, прикрывая лазутчиков от вражеских глаз.
Выбравшись под деревья, мужчины разобрали копья, Ухтымка и Матвей сунули за пояса топоры, Маюни взял палицу – и все вместе стали пробираться по воде под самыми корнями деревьев, дружно нашептывая:
– Вкусная сочная травка, хочу скушать розовый цветочек. Какие вкусные веточки…
В полутора сотнях саженей от колдовского лагеря деревья выдавались в реку небольшим мыском. С него, распластавшись среди корней и травы, Силантий Андреев и рассмотрел ворога со всей внимательностью, после чего вернулся к товарищам, сидящим за обросшими густым зеленым мхом стволами.
– Их там много, с полсотни будет, – поглаживая бороду, рассказал он. – С копьями, дубинами, иные с медальонами золотыми на груди. Баб нет, знамо стан ратный. Два струга больших, дракон летучий, кувшины большие с едой. Видел, как дикари из них хлебают. Еще два десятка менквов с ними, но странные. Сгрудились на краю поляны и сидят полусонные.
– Вестимо, колдовством они оглушенные, да-а, – предположил остяк. – Сир-тя их для работы захватили, а пока не нужны, так и усыпляют. Да-а…
– Может статься и так, – согласился десятник. – Еще я там несколько зверюг больших углядел, кусты в сторонке жрут. И кучу мяса, каковой тварь летучую кормили. Чего не увидел, так это караульных. Может, не опасаются колдуны ничего средь земель своих. А может, в схронах затаились, дабы ворог не подкрался и не убил незаметно.
– Мыслю, у них тут что-то заместо острога, – встрепенулся Ухтымка. – Они тут отдыхают, едят, скотину свою кормят, отсюда в вылазки отправляются.
– Ты о траве мыслить должен, баламут! – осадил его десятник. – Вот же чума бестолковая на мою голову! – Силантий опять пригладил бороду. – Тайком мимо такого лагеря нам не проплыть, больно уж глаз много. Обойти тоже не получится. Долбленку через лес вчетвером не пронесем, больно уж тяжелая. Поднять, может, и подымем, но намучаемся. Нашумим…