Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай

Ольшанский Дмитрий Александрович

Мехмед выслушал мой ответ и некоторое время пребывал в молчании.

– Хватит ли у них сил устоять против меня, если я пойду против этих государств? – спросил он, наконец.

– Поодиночке ты их легко разобьешь, – ответил я. – Но едва ты начнешь одерживать верх, как вся Европа восстанет против тебя, и тогда произойдет великая битва, в который ты, государь, победить не сможешь.

Мехмед раздраженно махнул рукой.

– Глупости! Мой отец разбил крестоносцев при Варне, а ведь там были рыцари со всей Европы.

– Это лишь

малая толика того, с чем тебе предстоит иметь дело, – сказал я, наблюдая, как несколько пчел аккуратно подбираются к замоченным в сахарном сиропе орехам.

– А Константинополь? – глаза Мехмеда вдруг загорелись. – Смогу ли я взять его?

– Чтобы захватить этот город, – немного подумав, сказал я. – Тебе потребуется огромная армия и множество кораблей. Но даже в этом случае взять столицу ромеев окажется отнюдь не простой задачей. Мощные стены, греческий огонь и мужество защитников уже не раз останавливали неприятеля у его стен.

– То было раньше! – воскликнул Мехмед. – Я сделаю то, чего не удавалось еще ни одному полководцу. Я сокрушу стены древнего города, и никто не сможет помешать мне!

Фанатичный блеск в глазах Мехмеда заставил меня замолчать. Я понял его главную цель и мне стало не по себе от мысли, что я, быть может, сказал ему несколько больше, чем следовало.

– Почему ты замолчал Константин? – спросил султан, с удовольствием поглощая смоченную в сиропе баклаву. – И к еде почти не притрагиваешься. Уж не болен ли ты?

– Извини государь, но мне кажется, что я выпил слишком много вина. Разреши мне удалиться.

– Не говори ерунды! – возмутился Мехмед. – Мы не осушили и половины кувшина. К тому же от этого вина захмелеет разве что ребенок.

И, словно желая доказать свои слова, Мехмед залпом опрокинул свой кубок, а смуглый юноша тут же наполнил его чашу до краев.

– Знаешь, Константин, почему я держу тебя при себе? – спросил он, буравя меня своим обжигающим взором.

– Нет, государь, – глухо отозвался я.

– Потому что только от тебя я могу услышать правду, – улыбнулся султан. – Ты не такой, как все эти льстивые придворные псы, которые своей излишней угодливостью успели набить мне оскомину. Только ты прямо указываешь на мои промахи и недостатки, и за это я благодарен тебе. Но скажи, неужели ты совсем не страшишься моего гнева и наказания за свои слова? Ведь иной раз твоя дерзость переходит всякие границы.

Я посмотрел в глаза султана и ответил, старательно взвешивая каждое слово:

– Один мой учитель говорил так: «Кто восхваляет в человеке несуществующие добродетели, тот лишь насмехается над ним». Из уважения к тебе я не могу себе этого позволить.

– Мудрый человек твой учитель. – Мехмед вытер липкие пальцы о подол и потянулся к блюду с фруктами. – Он еще жив?

– Последний раз я его видел в Софии, почти два года назад. Его звали Веспасиан, и что сталось с ним, мне до сих пор не известно.

Мехмед вновь откинулся на подушки.

– Я знаю

это имя. – Султан задумчиво покрутил кубок в руке. – Слышал, когда присутствовал на одном из совещаний отца…

– Вы знаете, что стало с ним? – чуть не вскочив с места, спросил я.

– Когда наши войска вновь освободили Софию, его привезли в столицу с первой партией пленников. На него поступило очень много доносов… По приказу моего отца его задушили прямо в темнице. Жаль, что я не смог с ним пообщаться, он, вероятно, был ученым человеком.

Услышанное потрясло меня. Веспасиан, мой старый учитель, закончил свои дни в темнице, в чужой стране, с накинутой на шею удавкой. В это невозможно было поверить.

Я закрыл лицо, стараясь удержать слезы.

Мехмед, заметив мою печаль, мягко сказал:

– Брось, Константин! Не стоит переживать об этом. Твой старик прожил долгую жизнь и за это время наверняка успел сделать немало полезного. Но его время прошло.

Султан жадно отпил вина и отер губы рукавом халата.

– Ты лучше подумай о своем будущем, ведь я хочу возвысить тебя. – Завладев моим вниманием, Мехмед вальяжно раскинулся на подушках, а его глаза глядели на меня из полуприкрытых век. – Да, Константин, я собираюсь дать тебе свободу, а вместе с ней и все, о чем ты даже не смеешь мечтать.

– И что же ты попросишь взамен? – собравшись с мыслями, поинтересовался я.

Мехмед усмехнулся.

– Самую малость. – Султан сложил большой и указательный палец. – Откажись от своего бога и прими истинную веру.

Несколько секунд я молчал, опустив голову и наблюдая за небольшой ящеркой, ловко шныряющей между тарелками и кубками, словно желая найти кушанье себе по душе. Султан терпеливо ждал, не сводя с меня глаз.

– Государь, – набрав побольше воздуха, произнес я, – как ты, наверное, знаешь, твой великий и благородный отец уже предлагал мне обратиться в магометанскую веру…

– И ты отказал ему, – перебил Мехмед.

– Верно. Наверняка тебе известно, что за этот отказ я должен был расплатиться жизнью и лишь чудо уберегло меня от палача?

Мехмед нетерпеливо кивнул.

– В тот день погибли многие мои друзья, – продолжил я, – которые отказались признавать твоего бога своим. И сейчас, вспоминая о них, вспоминая о том, что однажды я готов был отказаться и от своей жизни ради того, во что верю… Мой ответ останется прежним.

Султан мрачно глядел на меня.

– То есть, ты отвергаешь мое предложение? – спросил он, недобро сощурившись.

– Да, государь. Прошу, прости меня за эту дерзость, но от своей веры я не отступлюсь.

– Так вот твоя благодарность за то, что я для тебя сделал? – процедил сквозь зубы Мехмед. – Ты, безумец, думаешь, что можно так просто отказывать владыке суши и моря! Ты заблуждаешься!

Мехмед скривил губы. Я знал, что это было выражением крайнего неудовольствия, которое, нередко, заканчивалось смертным приговором.