Крестная мать

Ларкин Р. Т.

– Это название реки, моя дорогая.

Теперь ей все стало ясно. Они так же топят тела своих жертв в реке, но перед этим как-то обрабатывают их нефтью, а не заливают в бетон. Ну, здесь все понятно, ведь Техас славится своими нефтяными разработками. Но с какой стати ему нужно проделать это с ней, если он собирается сделать ей предложение? Нет, скорее всего она просто ослышалась.

– Я так и не поняла, что замечательного в этом вашем Техасе, – упорно стояла она на своем.

Сальваторе Даллас стоял перед ней как

человек захваченный видением.

– Техас, моя дорогая, такой большой, каким ему и ему следует быть. Конечно, это по большей части унылая местность, поросшая чахлой, выгоревшей на солнце растительностью. Но он богат, богат, моя дорогая, и еще раз богат. К тому же техасцы самые замечательные люди на земле.

– А почему? – недоумевала Донна.

– Потому что им нужно только то, что измазано нефтью, все остальное для них просто не существует. Эта деревенщина исправно мне платит. Я контролирую там все кроме ветра, – с этими словами он поцеловал кончики пальцев, потом взял со стола луковицу и тоже поцеловал ее.

Ну, слава Богу, по крайней мере он хоть начал говорить как настоящий мафиози. Донна даже почувствовала некоторое облегчение, но не надолго. Сальваторе Даллас уже вальсировал по комнате и напевал:

– Глаза Техаса смотрят на тебя весь долгий день, – при этом ее гость держал перед собой свою луковицу, и было похоже, что именно к ней он и обращался.

Она наблюдала, как он отмерял крошечные шажки своими туфлями из фиолетовой замши, плавно скользя между стульями и столами в этой громадной комнате. Тело крестного отца еще не успело остыть в могиле, а эта фиолетовая обезьяна уже принялась вытанцовывать в его библиотеке. Ну что же, это послужит хорошим уроком старому остолопу. Подхватить ветрянку, и это в его то годы!

– Я слышала, вы занимаетесь живописью, мистер Даллас? – спросила Донна.

Он перестал танцевать, чем несказанно обрадовал хозяйку дома, потом присел на край стула и сложил руки на коленях, при этом на его лице появилось выражение смирения и покорности.

– Да, немного, – сказал Сальваторе, будто его только что поймали на месте преступления и теперь ему приходится раскаиваться в содеянном. – Искусство дает мне свободу.

– Этого я не могу понять, – сказала Донна Белла и покачала головой.

Сальваторе Даллас начал долгое нудное объяснение, при этом он так тщательно и медленно выговаривал слова, словно объяснялся с годовалым ребенком.

– Если бы я был простым мафиози, то мне пришлось бы ходить в черном мохеровом костюме, черной рубашке и белом шелковом галстуке, но поскольку я – художник, то могу носить все, что мне вздумается. Полная свобода выбора, и никому не придет в голову меня осуждать.

Донна была поражена его рассказом.

– Это и есть твоя свобода?

– Для Техаса это не так уж и мало.

Правда, Донне Белле пришлось признать, что тамошние порядки не намного

отличаются от местных. Разве эта продавщица в универмаге не старалась втолковать ей, какое платье следует носить в доме, а какое на улице, что годится для вечера, и что нужно надевать днем? По-видимому у нее были для этого какие-то основания.

– А что вы рисуете? – спросила она.

Он сделал широкий жест рукой, державшей луковицу.

– Все что угодно. Людей, коров, воду, нефтяные разработки и кучи мусора.

– А другие семьи ничего не говорят по этому поводу? – недоверчиво спросила Донна.

– Они не осмелятся. Я могу сделать их карикатурные портреты и развесить во всех коридорах музеев, – объяснил он.

– И музеи позволят тебе сделать это?

– Я контролирую и музеи, – улыбнулся Сальваторе.

Его слова произвели на Донну глубокое впечатление. Ничего легальнее музея ей и в голову прийти не могло.

– Так вы выйдите за меня замуж? – попытался воспользоваться моментом он.

– А как в вашем Техасе насчет полицейских?

– Великолепно!

– А если поточнее?

– Они очень легко покупаются и невыразимо глупы, – пояснил глава техасской семьи.

– Очень хорошо, – кивнула она.

– А теперь вы пойдете со мной венчаться? – сказал он неожиданно охрипшим голосом.

– Не так быстро, вопрос серьезный и мне нужно хорошо обдумать ваше предложение, – остановила его Донна. – Мне нравится эта идея с музеями, но неужели таким образом можно делать хоть какие-то деньги?

– Только на открытках, – признался гость.

– Мои ребята часто болтают про Лас-Вегас, – сказала Донна. – Как далеко от тебя до Лас-Вегаса?

– От меня туда несколько ближе, чем оттуда досюда, – ответил Сальваторе. – Или приблизительно одно и то же, как вам больше нравится.

И все таки он явно ненормальный, решила про себя Донна. Тем временем новоявленный художник смотрелся в луковицу словно в зеркало и подкручивал кончики усов.

Она тяжело вздохнула. Этот недоумок возглавлял самую большую семью крупнейшего штата Америки. А в это время здесь в Нью-Йорке дюжина семей постоянно воевала за контроль над каждой улицей этого старого потрепанного города, полагаясь только на свой ум и изворотливость. Если глава семьи был придурком, то это говорило о многом.

– Я люблю вас, – беспрерывно повторял он.

– Вам, наверное, приходилось слышать, что тело моего покойного мужа еще не успело остыть в своей могиле?

– Это известно всем, – льстиво заявил Сальваторе.

– И вы думаете, что вам удастся его заменить? – продолжала упорствовать Донна.

Сальваторе Даллас, подчеркивая важность момента, слегка откашлялся.

– Крестный отец был... он был... – Сальваторе задумался.

– Он был дерьмом, – закончила за него Донна.

– Что? – не расслышал ее гость.