Крестом и стволом
Шрифт:
Следом за ним в кабинет уже входили, один за другим, люди в бронежилетах.
– Поздно, Павел Александрович, – тихо сказал из своего угла отец Василий. – Все операции уже завершены. Возвращайтесь домой – спать.
И тогда Лось захохотал. За ним, шмыгнув носом, всхлипнул, словно от невыразимого облегчения, Копылов. Громко засмеялся Санька. Хрюкнул бугай в дверях, сначала нерешительно, а затем все громче подключился второй бугай.
Они смеялись, понимая, что все кончилось, и больше никого не запрут в подвал и никому не поставят на живот утюг, чтобы завладеть сказочным парфеновским богатством единолично, что теперь оно разлетелось по
Ковалев удивленно посмотрел на каждого, кто стоял в этом кабинете, и тоже глупо хихикнул. Вот он, Бухгалтер, бери его. Только предъявить ему нечего – он честно исполнил свой долг и проплатил все, что был должен Парфен. Вот он, поп – растопчи его, да только и поп ко всей этой истории уже не имеет ни малейшего отношения. И все только потому, что денег, источника всей суеты последнего месяца, просто нет. Нет – и все!
Ковалев покачал головой и махнул бойцам:
– Пошли, ребята.
Бойцы дружно вышли и так же дружно затопали ногами по лестнице. Повернулся и направился к выходу Лось, и только у дверей оглянулся, выразительно посмотрел на Саньку, потрогал посиневшую щеку, усмехнулся, махнул рукой и вышел прочь.
– Не пора ли и нам? – глянул на священника Коробейник.
Отец Василий посмотрел на часы и поднялся из кресла.
– Пора, Саня, пора. У меня через час утреннее богослужение начинается.
И только «Бухгалтер» Владимир Семенович Копылов остался сидеть в своем рабочем кресле, потирая отчаянно разнывшиеся от потрясений, поседевшие за последние дни виски.
Осень легла на Усть-Кудеяр огромным золотым одеялом. Ночи стали прохладнее, а по утрам над текущей к Волге речкой Студенкой плавало рваное полотно тумана.
Совсем, казалось, недавно, на следующий день после странной гибели Парфена, Усть-Кудеяр проснулся нищим и безработным. А теперь, когда на счетах некогда принадлежавших бандиту предприятий возникли из небытия пропавшие было деньги, экономическая жизнь райцентра словно обрела второе дыхание, и маленький провинциальный городок осознал, что не все потеряно… На второй автобазе появилось топливо и возможность исполнить заказы клиентов, возобновились работы на замершей вместе с утратой оборотных средств птицефабрике, и даже в речном порту закипела деловая осмысленная суета.
Едва закончилась эта криминальная круговерть вокруг бандитских денег, священник забрал Олюшку домой, с восторженным удивлением отметив, как увеличился ее живот. Казалось бы, он и не виделся-то со своей беременной женой от силы недели две… или три? Ольга сразу же принялась наводить порядок, на кухне стало пахнуть блинами, в ванной комнате – сладковатым цветочным шампунем, а во всем доме – налаженной семейной жизнью. Огромное напряжение, в котором отец Василий жил последнее время, спало, и священник с трепетом душевным отмечал, сколь много, оказывается, значат для него эти маленькие семейные радости, о которых он и позабыл в суете и тревогах. Впрочем, забыл – не то слово; он всегда и все помнил и здорово тосковал по утраченному, просто в какой-то миг нормальное семейное счастье стало казаться ему нереальным, почти невозможным. И вот теперь все возвращалось на круги своя.
Правда, в городок нагрянули сразу несколько комиссий, и, как подозревал главврач Костя, целью большинства
– Значит, вы утверждаете, что Марата Ибрагимовича убили умышленно? – сурово посмотрел на священника через стол руководитель группы, массивный мужик с обрюзгшим лицом и тяжелыми, набухшими веками.
– Я этого не утверждаю, – решительно поправил его отец Василий. – Но одно я могу сказать совершенно точно: никакой необходимости в стрельбе не было. Мы вышли безоружными, а нас буквально расстреляли!
– По вам не скажешь… – буркнул военный следователь, искоса глянув на крепкого, источающего жизненную силу священника.
– Мне повезло, сохранил господь.
– И вы по-прежнему настаиваете на том, что в СИЗО были совершены массовые убийства подследственных?! – повысил голос военный следователь.
– Я только слышал из-за двери, как часа два подряд по коридору волоком таскали что-то тяжелое, а когда мы ползли к выходу, пол был залит кровью.
– Но вы ведь не видели убитых своими глазами?! – поставил на место не в меру расфантазировавшегося попа следователь. – Да их и быть не могло. Факты говорят обратное – в СИЗО не было столько людей, сколько вы говорите!
– Кровь я не только видел. Пока мы ползли, я ею пропитался насквозь! – решительно повторил свои показания священник. – А насчет количества… Я же говорил вам: Марат Ибрагимович называл мне цифру – восемьдесят шесть человек. Я не знаю, сколько из них отпустили, а сколько… было убито, да и никто этого теперь не скажет. Ведь документы сгорели в ту же ночь, а остатки золы Ковалев распорядился вычистить.
– Да кто вам сказал, что документы хранили в кладовке?! – с болью в голосе воскликнул сидящий здесь же молодой следователь.
– Сам покойный Тохтаров.
– Легко вам «лишняк» на погибшего вешать, – покачал головой руководитель группы. – Он-то вас уже опровергнуть не может.
С ними все было ясно: смерть Тохтарова сама по себе была серьезнейшим ЧП областного масштаба. Да еще и от рук своих… И, разумеется, для комиссии было бы проще, если тогда же погиб бы и поп. Но он остался в живых и даже давал показания. И следователи вздыхали, морщились, терли подбородки руками, но поделать ничего не могли – отец Василий упрямо стоял на своем. И тогда его благодарили, отпускали домой и даже лично-с провожали до дверей, а назавтра вызывали снова, якобы уточнить детали, а на самом деле, дабы образумить несговорчивого попа и вывести из-под удара молодого перспективного начальника районного УВД.
Впрочем, в своем стремлении опорочить Ковалева священник был не одинок. Бог весть как прознавшие про визит областной комиссии родственники якобы ударившихся в бега, а фактически пропавших без вести бандитов осаждали следователей денно и нощно – и в административном корпусе следственного изолятора, где члены комиссии заняли два лучших кабинета, и в гостинице, и даже по пути на работу и с работы. Те отбивались как могли, но чувствовавшая в лице отца Василия поддержку «духовной власти» бандитская родня была настойчива и последовательна. Конечно же, священник никому «ничего такого» не советовал, да и не собирался, но и позиции своей ни от кого не скрывал.