Крестоносцы
Шрифт:
Но бойтесь другого. Ошибиться в своих намерениях, а затем оступиться во времени. Это запрещено и осуждаемо всеми, За зелье скажу вам так. Зелье потреблять надобно, но в мере предостижимой, ибо оно силу возлагает великую и дает ублажь людского зла. Потому, помните об этом и не допускайте подобного. Скажу вам и за стать вашу, то есть мужскую. Остерегайтесь зла восходящего от немочей своих и других тоже, потому убирайте мыслью своею силу подходящую и ею же освобождайтесь от этого. Помните, мысль, исходящая изнутри, гораздо сильнее всего сооруженного
И последнее, дети мои и ученики. Хочу сказать вам доброе слово за послушание ваше и за исповедь и чистосердечие ваше людское. Хочу верить вам всем на слово и хочу видеть в своих учениках дело и продолжение его вечное.
Восхвалим господа за это и унесем свои мысли к небу, ибо оно одно стоит над нашими головами и ниспосылает одно для всех до единого. Помолимся же, братья и соученики мои, и возблагодарим Отца нашего за науку, им посылаемую, к порядку, доброте приводящую. И скажем в мыслях спасибо ему за это.
Так говорил Иисус накануне своего последнего дня. И слушали его ученики, и молились вместе с ним обоюдно. Мать же стояла в стороне и смотрела на них, про себя шепотом произнося ту же молитву, возвышающую господа их и от нее также.
Помолившись и возблагодарив Иисуса за его науку, все удалились, оставив после себя лишь дух брошенного ими селения.
Мария подошла к сыну и сказала:
– Сын мой, слышу голос твой, изнутри исходящий, где ты просишь и молишь меня уйти из этого храма господня, - и она повела рукой по стенам пещеры.
– Да, мама, - сказал ей Иисус, - так надо. Об этом говорил мне Отец тоже. И надо исполнить его волю, ибо неподчинение грехотворно и взаимообратимо к себе же.
– Тогда, послушай меня, сын мой, - ответила Мария, тесно прижимаясь к его груди, - хочу сказать тебе свою молитву, сочиненную мною за все это время твоего благоверного труда.
– Скажи, мама, - отвечал ей Иисус, понимая, что час разлуки их настал.
И Мария произнесла молитву, обращенную одновременно к богу и Христу, сыну своему.
Иисус же, выслушав, поцеловал мать и сказал:
– Знаю, мама, что тебе тяжело сейчас и вдвойне тяжелее оставить меня одного на жажду утоления мести какой-то превосходящей силе. Но выслушай и ты меня до конца. Когда-то Отец наш говорил, что наступит такое время, в котором мы с тобой соединимся снова в едином роду и возблагодарим его же за доброту, сиречь, господнюю к нам. Я верю в это, мама. Потому, не прощаюсь с тобой
навечно, а остаюсь в мыслях своих всегда рядом. Доброта твоя внутренняя и благодать, наружу исходящая, способны довести тебя саму до лика святой и пречистой. Иди же к своему дому по тому изведанному нами ранее пути и доживи век свой там в тепле и уюте, вдали от простых либо других людей. Так говорил мне Отец мой и твой также, и мы исполним обоюдно сей завет его вместе.
Хочу также, чтобы
располагается в них самих и наружно еще не взошла.
Так решив, Иисус провел мать до намеченного места, и они, посидев там опять немного, распрощались.
И не было в том прощании никакого упрека друг другу или не договоренного слова. Мария понимала сына, а он ее. Их мысли объединились и вели теперь по разным дорогам, но сила их не позволяла разлучаться даже черев века.
Мария покинула сию землю и ушла в край изведанный своею стопою, лишь иногда присаживаясь на пути своем и горько плача о случившемся.
Но, что могла поделать она, мать людская, если на то было указано свыше и оговорено с нею самою об том раньше. Мария понимала это и шла дальше, только часто посматривая на небо, ибо знала точно, что оно подскажет ей время казни своего сына.
Иисус же, проводив мать, воротился обратно и принялся молиться за ее благополучное возвращение на земли исходящие.
И вновь отозвался голос Отца его.
– Знаю, сын мой, тяжело тебе и матери твоей также. Но осталось немного, и дожить до него надобно с честью, достоинством и без какой слабости внутри. Испытай силу своего возвеличия, которую тебе дал я совсем недавно.
– Что зa сила такая, Отец мой?
– спросил Иисус.
– Сила та огромна и в людском познаньи обогащаема, -ответил ему голос, - обладать ею способен лишь истинно чудотворец божий или сильный духом сего и обогащенный кровью своею.
– Как это?
– не понял его Христос.
– Понимай, как тебе это ближе, - ответил Отец его, - а испытать себя можешь сейчас в мыслях своих, поддавшись силе ума своего и бренности твоего тела.
– Хорошо, Отец мой, я исполню это.
– Тогда, прощай, сын мой, и не забудь того, что я тебе говорил ранее. Есть у тебя одна просьба, которую я выполню, но не более того.
– Я знаю, Отец, и об этом не забуду. Разреши мне только одно.
– Что же?
– Разреши поговорить с тобой, если мне будет надобно это.
– Хорошо, разрешаю, - ответил Отец, и голос его исчез.
Иисус снова остался сам с собою наедине.
Тяжелые мысли одолели его, когда он вспомнил о матери, где-то идущей по запыленной и давно заброшенной дороге.
– Как она там?
– подумалосъ ему, и в ту же секунду прозвучал ответ.
– Иду я себе потихоньку вперед, - говорил голос матери его, - и смотрю в небо, ожидая смертной участи твоей и соприкасаясь мысленно с тобою.
– Не беспокойся обо мне, мама. Береги себя. Это для меня сейчас очень важно.